Валентин Фалин – уникальная фигура советской дипломатии

– Не уверен, что это что-либо дало. Предпринимались попытки влиять на партнеров по антигитлеровской коалиции добрым примером. Со слов В.С. Семенова, видного советского дипломата, мне известно следующее. Сталин пригласил к себе А.А. Смирнова, бывшего тогда заведующим 3-м Европейским отделом МИД СССР и по совместительству министром иностранных дел РСФСР, для обсуждения при участии Семенова вариантов действий на взятых под советский контроль территориях. Смирнов доложил, что наши войска, преследуя противника, вышли за пределы демаркационных линий в Австрии, как они были согласованы в Ялте, и предложил де-факто застолбить наши новые позиции в ожидании, как будут вести себя США и Великобритания. Сталин прервал его, сказав: «Неправильно. Пишите телеграмму союзным державам». И продиктовал: «Советские войска, преследуя части вермахта, вынуждены были переступить линию, ранее согласованную между нами. Настоящим хочу подтвердить, что по окончании военных действий советская сторона отведет свои войска в пределы установленных зон оккупации».

– Телеграммы были направлены в Лондон и Вашингтон?

– Я не знаю, куда и кому. То ли по военной линии пошло, то ли по политической. Повторю лишь то, что слышал от очевидца данного эпизода. Констатирую вместе с тем, что на Черчилля наш подход впечатления не произвел. После смерти Рузвельта (12 апреля 1945 года) он массированно давил на Трумэна, доказывая, что нет необходимости выполнять тегеранские и ялтинские соглашения, время создавать новые ситуации, которые потребуют новых решений. Каких?

На взгляд премьера, ход событий вывел западные державы на более продвинутые к востоку рубежи и «демократиям» стоит на них закрепиться. Черчилль выступал против встречи в Потсдаме или созыва другой конференции, которая оформляла бы победу, отдавая должное вкладу в нее советского народа. По логике британского лидера, Западу давался шанс воспользоваться моментом, когда ресурсы Советского Союза были на пределе, тылы растянуты, его войска устали, техника изношена, и бросить Москве вызов, понуждая подчиниться диктату англосаксов или испытать тяготы еще одной войны.

Подчеркну, это не спекуляция, не гипотеза, но констатация факта, у которого есть имя собственное. Черчилль отдал в начале апреля (по другим сведениям, в конце марта) приказ готовить в пожарном порядке операцию «Немыслимое». Дата начала войны приурочивалась к 1 июля 1945 года. В ней должны были принять участие американские, британские, канадские силы, польский экспедиционный корпус и 10—12 немецких дивизий. Тех самых, что держали ^расформированными в Шлезвиг-Гольштейне и Южной Дании.

Президент Трумэн не поддержал эту, деликатно выражаясь, иезуитскую затею. Как минимум по двум причинам. Общественность США не была готова принять такую циничную измену делу Объединенных Наций.

– Точнее, коварное вероломство.

– Да. Но, видимо, не это главное. Американские генералы отстояли необходимость продолжения сотрудничества с СССР до капитуляции Японии. Кроме того, американские военные, как, впрочем, и их британские коллеги, полагали, что развязать войну с Советским Союзом проще, чем успешно закончить ее. Риск казался им чрезмерно большим.

И как рефрен, вопрос: как должна была действовать Ставка Верховного главнокомандования СССР по поступлении соответствующих сигналов? Если угодно, Берлинская операция являлась реакцией на план «Немыслимое», подвиг наших солдат и офицеров при ее проведении был предупреждением Черчиллю и его единомышленникам.

Политический сценарий Берлинской операции принадлежал Сталину. Генеральным автором ее военной составной являлся Г.К. Жуков. Ему же пришлось принять на себя критику за издержки развернувшегося на подступах к Берлину и в самом городе грандиозного сражения. Критика отчасти вызывалась эмоциональными причинами. Маршал К.К. Рокоссовский ближе Жукова подошел к столице рейха и, наверное, внутренне готовился принять ее ключи. Ставка, однако, выдала Рокоссовскому другое задание. Похоже, верховный предпочел военачальника с более крутым характером. Расстроенным, если не обойденным, оказался маршал Конев. Это я знаю со слов самого Ивана Степановича. В Берлинской операции ему были отведены как бы вторые роли…

– К тому же в апреле 1945 года он подошел к Берлину ближе Жукова.

– Так или иначе, выбор пал на маршала, слывшего правой рукой верхглавкома. Соответственно, предстоявшее падение Берлина добавляло блеска полководческой славе «самого», дирижировавшего этой правой рукой. Видимо, в те дни Сталин был не слишком восприимчив к щебету шептунов, которые вкладывали в уста Жукова реплики на счет тяжких ошибок не только 1941 года.

– Так чем был тогда для нас Берлин?