Валентин Серов

Многие передвижники, даже из числа старейших, были опечалены всем происходящим, они понимали, в чем причина развала, как был прав Серов и те, которые за ним последовали. «Случилось великое несчастье, — писал Дубовской, — мы не сумели передать старое боевое знамя передвижничества в молодые здоровые руки новых членов. И теперь талантливая молодежь пойдет за ушедшими от нас. Идеи передвижничества изживаются, и Товарищество должно было уступить место новым лозунгам. Жизнь идет вперед, а мы хотели остановить ее течение. Товарищество могло бы жить, дав возможность существования в его рядах новым искренним течениям. И во вновь образовавшемся обществе будут разные толки в искусстве, и там тоже придется откалываться группам. А ушли от нас талантливые, чистокровные наши братья — передвижники, которые среди новых течений окажутся такими же старыми, как и мы».

И действительно, своим упорством, нежеланием видеть изменений в художественной жизни, понять эти изменения передвижники отталкивали от себя молодежь в стан «Мира искусства» и в другие группы, которые давали свободу творчеству, ничем его не обусловливая, лишь бы это было художественно. Там уживались художники самых различных индивидуальностей: аскетически простой Серов и вычурный Бенуа, мягкий Левитан и манерный Сомов, яркий Малявин и тонкий Бакст. Они охотно принимали в свой стан самых типичных передвижников, конечно, тех из них, которые были настоящими мастерами. Их двери всегда были открыты перед Поленовым, Репиным, Суриковым.

Правда, далеко не все они отвечали «Миру искусства» взаимностью. Если Поленов относился к деятельности кружка, в общем, положительно, поддерживал выставки и журнал, то Суриков, например, никогда не соглашался войти в какие бы то ни было отношения с организацией, а Дягилева ненавидел открытой ненавистью, имени его слышать не мог, называл его по-сибирски: «Дягилёв», что звучало пренебрежительно и враждебно. Когда же Дягилев со свойственным ему упорством все-таки попытался наладить с ним отношения и проникнуть в мастерскую, то Суриков даже на порог его к себе не пустил и разговаривал с ним из-за двери через цепочку.

Единственным человеком из числа активных членов «Мира искусства», к которому Суриков относился по-дружески, был Серов. Суриков считал, видимо, что Серов и «Мир искусства» — это далеко не одно и то же, и он был прав, конечно, ибо ему как художнику-гиганту тогда уже было видно, что Серов это нечто гораздо большее, чем «Мир искусства». Именно в те годы, когда Серов был так близок с мирискусниками, Суриков и позировал ему для портрета и был дружен с ним по-семейному.

Гораздо более сложные и запутанные отношения сложились с «Миром искусства» у Репина.

Сначала Репин примкнул к кружку, потому что, так же как и Серов и Поленов, тяготился обстановкой, сложившейся в Товариществе передвижников. «С тех пор как Товарищество все более и более увлекается в бюрократизм, — писал он Савицкому, — мне становится невыносима эта атмосфера. О товарищеских отношениях и помину нет: становится какой-то департамент чиновников… Чтобы перевесить картину на выставке, надо подать прошение в комиссию по устройству оной! (Поленов подает мне докладную записку!!!) И это проходит и утверждается большинством… Эта скупость приема новых членов… эта вечная игра втемную при приеме экспонентов! Всего этого я, наконец, переносить не могу… чиновничество мне ненавистно; я бежал из академии от чиновников — у нас возникла своя бюрократия. Я не могу… находиться далее в обществе, с которым я не разделяю его симпатий, считаю недобросовестным»^[38].

В 1896 году Репин сближается с Тенишевой, за два года пишет семь (!) портретов честолюбивой меценатки, руководит тенишевской художественной школой в Петербурге, участвует вместе с Васнецовым, Серовым, Малютиным, Врубелем в создании ремесленной художественной школы в Талашкине, смоленском имении Тенишевой. Таким образом, сближение его с покровительствуемой Тенишевой группой представляется естественным и законным, тем более что Дягилев очень хотел привлечь Репина на свою сторону и всячески за ним ухаживал. И Репин был в восторге от Дягилева. В сентябре 1898 года он писал: «Сегодня я жду Дягилева потолковать о его журнальных делах. Конечно же, этому человеку я сочувствую всей душой. Все же Дягилев человек со вкусом и с широкой инициативой… какую он, Дягилев, выставку делает интернациональную здесь в Петербурге — это будет очень интересно. Да, он шевелит, он на высоте потребностей времени — право, молодец».

Мирискусники, со своей стороны, радостно приветствовали приход к ним Репина.

«Проф. Репин, — говорилось в заметке одного из первых номеров „Мира искусства“, — любезно дал свое согласие на участие в международной выставке журнала „Мир искусства“. Появление знаменитого мастера среди молодых художников не может не быть отмечено с особым удовольствием».