Валерий Брюсов. Будь мрамором

Коротко, но решительно Брюсов набросал картину тотального кризиса, в котором оказалась Россия, выделяя как ее единственное неуничтожимое достояние — русскую культуру. Что может грозить ей в случае «торжества социализма», он понял давно («Спалим!»), а пролеткультовские призывы «во имя Грядущего сжечь Рафаэля» лишь подтверждали худшие опасения. Дело было не только в призывах: если музеи новая власть взяла под охрану, то частные собрания, библиотеки, усадьбы зачастую оказывались брошенными, обреченными на уничтожение. Брюсов пошел служить в советские учреждения не только ради пайка, но и для того чтобы защитить культурные ценности от хаоса и произвола. Ключ к пониманию его решения можно найти в статье Сергея Чахотина в сборнике «Смена вех»:

«Кроме той части интеллигенции, которая оказалась не в силах оставаться в России и бежала в стан антибольшевистских сил, другой части, вынужденной против воли работать в неприемлемых для нее условиях, и третьей части — идейно примкнувшей к вождям революционного экстремизма, есть еще одна группа русской интеллигенции, не принявшая большевизм, но поборовшая себя и оставшаяся в России из особых жертвенных побуждений. Заслуга этой группы перед Россией и человечеством огромна. Эта группа, которая считала своим долгом остаться сторожем возле угрожаемых пожаром сокровищ русского духа, русской культуры. Эти люди считали необходимым, чтобы вблизи русских музеев, библиотек, лабораторий, театров остался кто-нибудь, кто бы прикрыл их своим телом в случае опасности, кто бы сохранил нам преемственность русской культурной работы, кто бы, несмотря ни на какие бури, тянул золотые нити русской мысли, русского чувства. И они остались, несмотря ни на что, и они работали среди голода, холода, принуждений, глумлений. Это та единственная часть русской интеллигенции, что не ошиблась, та, что пошла верной дорогой»^{19}.

Так думали не все. Немногочисленные писатели, принявшие сторону новой власти, подвергались остракизму со стороны собратьев по перу. Брюсов мостов не сжигал, но зимой 1917/18 года распались многие литературные связи, прежде всего с Петроградом: единичные послереволюционные письма к нему Блока, Сологуба и Мережковского имеют исключительно деловой характер. Примечательно последнее письмо Мережковского от 25 мая 1919 года, после пятилетнего перерыва: «Я слышал, что вы участвуете в Литературной коллегии или комиссии (не знаю точно названия), которая заведует изданием русских книг. Не сочтете ли возможным взять одну из моих книг, а также З. Н.? […] Я заранее согласен на все условия» (далее подробный список, включая «Грядущего Хама»). Ответ Брюсова до нас не дошел. Сама собой оборвалась дружба с Бальмонтом, хотя в 1919 году они обменялись стихотворными посланиями — совсем как раньше. Вячеслав Иванов не сочувствовал большевикам, но работал в Наркомпросе и нашел общий язык с заведующей Театральным отделом Ольгой Каменевой. В эти годы он редко встречался с Брюсовым, однако их отношения остались неизменными. Как сказано в одном из брюсовских набросков этих лет,

Повеял вихрь и разметал Россию.
Где вы, друзья, чье имя легион?

3

Пять лет спустя Валерий Яковлевич признался: «Октябрь был для многих, и очень многих, как бы ударом обуха по голове». «Не сразу после Октября это произошло, — писал Павел Антокольский о принятии Брюсовым новой власти. — Понадобились долгие месяцы (курсив мой. — В. М.), понадобилась череда размышлений и колебаний, чтобы этот серьезный, ответственный и требовательный человек и писатель нашел себя в эпохе, ориентировался во времени»^{20}.

Тем не менее «это произошло». Известно, что на государственную службу Брюсова привлек народный комиссар по просвещению Анатолий Луначарский. Но когда и при каких обстоятельствах? В речи памяти Павла Сакулина 1 февраля 1931 года Луначарский вспоминал: «Когда революция переменила все в нашей стране […] были относительно редки случаи, когда представители интеллигенции предлагали свое сотрудничество нам и первыми входили в определенный контакт с Советской властью. Одним из таких визитов, которые оставили у меня глубокое воспоминание, было специальное посещение меня в Москве В. Я. Брюсовым и П. Н. Сакулиным. Они пришли вместе и сказали, что, по их мнению, никакого разрыва между интеллигенцией и ее традициями, как они это понимают, и совершившейся революцией нет, что затруднения, которые на этой почве возникли, представляют собою горькое историческое недоразумение и что они со своей стороны охотно взяли бы на себя вести переговоры о том, чтобы устранить дальнейшую отчужденность»^{21}.