Валерий Брюсов. Будь мрамором

Даты встречи Луначарский не назвал. Н. А. Трифонов установил, что она могла произойти или в первой половине апреля, или в конце мая 1918 года, когда нарком был в Москве (после переезда Совнаркома в Москву Анатолий Васильевич еще почти год оставался в Петрограде), и склонялся к первой дате^{22}. Иоанна Матвеевна, не называя дат, вспоминала о двух встречах мужа с Луначарским, после которых он получил приглашение работать в Наркомпросе ^{23}. Поскольку Брюсов начал служить не ранее июня 1918 года, наиболее вероятной датой встречи можно считать конец мая, через семь месяцев после переворота. В списке «продавшихся», который с начала года вела Гиппиус, имя Брюсова появляется только 2 июня^{24}.

О чем шел разговор? Луначарский сообщил, что Сакулин и Брюсов, по их словам, «охотно взяли бы на себя вести переговоры» о разрешении конфликтов между интеллигенцией (писателями, журналистами и издателями) и властью. Они хотели уладить «горькие исторические недоразумения», выражавшиеся в арестах, обысках, реквизициях, закрытиях газет, журналов, издательств, литературных обществ.

Деятельность Брюсова с момента переворота до встречи с Луначарским отмечена подчеркнутой аполитичностью. Не вступая в прямой контакт с новой властью, он не принимал участия и в направленных против нее демаршах, вроде однодневной газеты «Слову — свобода!», выпущенной 10 декабря 1917 года с участием почти всех известных московских писателей — от Бальмонта и Иванова до Бунина и Вересаева. Еще продолжалась издательская деятельность и выплачивались гонорары, но цены стремительно росли, а деньги столь же стремительно обесценивались (из национализированных большевиками банков сначала выдавали крохи, потом — и вовсе ничего). В конце 1917 года издательство «Альциона» выпустило роскошным изданием не для продажи (100 экземпляров) сборник переведенных Брюсовым — но без указания его имени — эротических стихотворений римских поэтов «Erotopaegnia», в начале 1918 года — первое в России полное издание «Гавриилиады» под его редакцией (550 нумерованных экземпляров), повторенное для свободной продажи с изъятием шести строк. Тогда же «Альциона» заключила с Валерием Яковлевичем договор на книгу о метрике и ритмике русского стиха — первую часть давно задуманного учебника стиховедения, которая увидела свет в конце лета 1919 года под названием «Краткий курс науки о стихе»^{25}. В августе 1918 года в издательстве «Геликон» вышел экспериментальный сборник Брюсова «Опыты по метрике и ритмике, по евфонии и созвучиям, по строфике и формам», а Московский армянский комитет опубликовал «Летопись исторических судеб армянского народа»^{26}.

Планов было больше, чем возможностей. Издательство Л. А. Слонимского не смогло выпустить третью книгу альманаха «Стремнины» (в первой появились «Египетские ночи», во второй — симфония в стихах «Воспоминанье») под редакцией Валерия Язвицкого, в которую Брюсов отдал поэму в терцинах «Страсть и смерть. Исповедь раба»^{27}. Не увидел свет и сборник «Поэмы», доведенный в 1919 году «Альционой» до верстки^{28}. 8 апреля 1918 года Валерий Яковлевич заключил договор с издательством «Творчество» о переиздании переводов из Верлена, 30 мая — с издательством Сабашниковых на книгу стихов для серии «изборников» русских поэтов. Михаил Сабашников также планировал выпустить в серии «Памятники мировой литературы» сочинения Тацита, предложив Брюсову сделать перевод, а тот интересовался перспективами издания «Энеиды»^{29}. Всем этим замыслам не суждено было осуществиться. Не состоялось и сотрудничество в возобновленном утреннем выпуске «Биржевых ведомостей», куда Брюсова в конце мая 1918 года пригласил новый заведующий литературно-критическим отделом Аким Волынский^{30}: остатки буржуазной прессы доживали последние месяцы.

Весной 1921 года Валерий Яковлевич завершил перевод «Фауста» и рассчитывал на его скорую публикацию. 20 апреля Госиздат «принял издание на себя»^{31}, однако первая часть вышла в свет стараниями Луначарского лишь в 1928 году, а вторая не напечатана до сих пор. Несмотря на положительные оценки, «Фауст» Брюсова не смог конкурировать с версией Николая Холодковского: «Рядовой читатель […] отдаст предпочтение переводам старым, которые, в общем, читаются гораздо легче. […] Легкость прежних переводов в значительной степени — результат пользования привычным, трафаретным речевым материалом. Глаз читателя легко скользит по строчкам. Брюсовский перевод требует более внимательного и медленного чтения»^{32}. Время для такого чтения пока не наступило.