Валерий Брюсов. Будь мрамором

Никакой власти он не получил, что признал и Ходасевич: «Поскольку подчинение литературы оказалось возможным — коммунисты предпочли сохранить диктатуру за собой, а не передать ее Брюсову, который, в сущности, остался для них чужим и которому они, несмотря ни на что, не верили». Литературой и издательским делом командовали проверенные партийцы Воровский и Лебедев-Полянский с помощью литераторов-«эсдеков» Серафимовича, Когана и Фриче. Даже Луначарский не смог «пробить» в печать пьесу Брюсова «Диктатор», завершенную в день четвертой годовщины переворота (начата 23 июля 1921 года).

«Диктатор», имеющий подзаголовок «трагедия в пяти действиях и семи сценах из будущих времен», — самое крупное драматическое произведение Брюсова после «Земли» и, пожалуй, самое значительное. Персонажи носят условные имена (Орм, Эрм, Кро), но общественный строй Земли прямо назван социалистическим, планетой руководит Центро-Совет, а официальным обращением является «товарищ». Земля больше не может прокормить людей, и председатель Центро-Совета Орм предлагает колонизовать Венеру, населенную хищными полуживотными-полулюдьми. Оппозиция объявляет план Орма гибельным, а он, действуя по принципу «разделяй и властвуй», добивается единоличной диктатуры и требует беспощадного уничтожения противников. Орм — человек-машина, человек-идея, которому не знакомы обычные чувства. Когда правительство населенного разумными существами Марса грозит Земле войной в случае нападения на Венеру, народ и армия восстают против диктатора. Покинутый всеми, Орм оказывается на маленьком острове в Тихом океане, ему угрожают плен и возможная казнь, но бывшая возлюбленная Лэр убивает его со словами: «Я любила тебя, Орм. Я не позволю тебе узнать позор казни через палачей. Ты должен умереть от моей руки».

«Диктатора» Брюсов сразу по завершении отправил в журнал «Красная новь», созданный для привлечения «попутчиков» на сторону революции. Уже 21 ноября главный редактор Александр Воронский отверг трагедию, заявив автору, что она «направлена против современной пролетарской диктатуры» и «будет истолкована и понята в духе, нежелательном для Советской России»^{1}. Обсуждение пьесы 2 декабря 1921 года в Доме печати вылилось в осуждение: «Главные нападки шли по линии идеологической неприемлемости пьесы. Говорили о том, что пьеса по существу пессимистическая, что совершенно невероятен самый факт того переворота, который изображается в пьесе, что в грядущем социалистическом государстве не будет почвы для возникновения диктатора. На все это Брюсов возражал, что необязательно писать пьесы на тему „Гром победы раздавайся“, что художник вправе замечать темные стороны жизни, вправе указывать на грядущие опасности, если они ему кажутся реальными»^{2}. Автор лишь смог объявить трагедию «готовящейся к изданию» в эфемерном издательстве «Созвездие»; она увидела свет только в 1986 году.

Облик будущего обрисован Брюсовым схематично, но упомяну две детали: «телефоны с экранами кинематографа», то есть видеотелефоны, и «милиционеры», которыми являются… обученные шимпанзе. Возможно, это ирония: неразумные существа — лучшие слуги режима. Возможно, отражение модных в те годы теорий об использовании человекообразных обезьян в мирных и военных целях.

Осмысляя отношение Брюсова к большевистскому режиму, следует вспомнить сборник «Смена вех» (1921) — манифест интеллигенции, которая боролась с «красными» во время гражданской войны, но признала свое поражение и призвала к сотрудничеству с большевиками — во имя России, а не диктатуры пролетариата, мировой революции или Третьего Интернационала. «Смену вех», переизданную в Советской России большим тиражом и ставшую предметом жарких дискуссий, в том числе на самом высоком уровне — на партийных съездах, Брюсов не мог не читать. «Вам нужно понять, что революция совершилась, и вам нужно принять революцию», — обращался к «товарищам интеллигентам» бывший врангелевский министр иностранных дел Юрий Ключников, вскоре вернувшийся в Москву и поступивший на службу в Наркомат по иностранным делам. Диалог Брюсова с новой властью свидетельствовал, что он понял и принял изменение ситуации, произошедшее помимо и даже против его воли, но бесповоротно. В 1905 году еще можно было мечтать о том, что «мудрецам и поэтам» достаточно «унести зажженные светы в катакомбы, пустыни, пещеры», чтобы спасти их от «грядущих гуннов». В 1918 году, когда «гунны» пришли и завладели всем, надо было или бросить все на произвол судьбы и спасаться самим, или попытаться сберечь хоть что-то из общенационального достояния.