Валерий Брюсов. Будь мрамором

На осень 1903 года Брюсов наметил «что-то вроде генерального сражения», как писал он 31 июля Белому: «Ватерлоо или Аустерлиц?» — поясняя: «Вся русская поэзия будет в „Скорпионе“»^{39}. На выходе были книги стихов Мережковского, Гиппиус, Сологуба, самого Брюсова («Urbi et оrbi»), «Северная симфония» Белого, посмертный однотомник Коневского, готовились сборники Белого, Бальмонта и Балтрушайтиса. Однако последний собрал свои стихи под одной обложкой только в 1911 году, а неверный Бальмонт отдал новую книгу «Только любовь» конкурентам — издательству «Гриф». Его владельцем был присяжный поверенный Сергей Соколов, в литературе — Кречетов, четко разграничивавший в себе ипостаси адвоката и декадента. На пропаганду «нового искусства» он пустил сорок тысяч рублей, полученных от продажи имения во Владимирской губернии, но главным капиталом «Грифа» стал плодовитый Бальмонт. С собой он привел Модеста Дурнова, рисунки которого определили фирменный стиль издательства: «Точно такие ж обложки он „ляпал“ на книги: и марку придумал издательства своего: жирнейшую „грифину“, думая, что „Скорпиона“ за пояс заткнул он; „Скорпион“ — насекомое малое; „Гриф“ — птица крупная»^{40}.

«Гриф» начался с выпуска альманаха — ответ на «Северные цветы». В нем не было ни историко-литературного отдела, ни живых классиков, ни серьезных статей. Зато было много стихов — в основном молодых и очень молодых поэтов, включая восторженные посвящения Брюсову — «Я в свисте временных потоков…» Белого и «В немую даль веков пытливо ты проник…» Александра Койранского. Брюсов дал три стихотворения. «Грифовская» молодежь: Виктор Гофман, Михаил Пантюхов, Александр Рославлев, братья Александр, Борис и Генрих Койранские — осенью и зимой 1902/03 года стайкой ходила за ним. «Образовалась целая порода молодых людей и девиц, — извещал Белый 9 апреля Метнера, — которых газетные репортеры уже окрестили позорным по их мнению прозвищем „подбрюсков“, „брюссенят“, „брюссиков“»^{41}. На периферии пестрой компании мелькали Владислав Ходасевич и Александр Брюсов, младший брат Валерия. «Зароились и совершенно безымянные мрачно-эстетизирующие гимназисты в синих очках с пышными шевелюрами и разутюженные чистенькие юноши с орхидеями и туберозами»^{42}, — иронически вспоминала Нина Петровская, жена Соколова и «роковая женщина» Белого, а затем Брюсова.

Разобравшись, что «среди них нет никого истинно талантливого», Валерий Яковлевич быстро осознал опасность для символизма эпигонов и вульгаризаторов. В неотправленном письме Соколову от 6 ноября 1903 года он заявил, что «Гриф» «утратил всякую индивидуальность, стал повторением, копией, т. е. тем, что мне более всего нелюбезно в мире»^{43}. Соколов, в свою очередь, сделал ставку на обиженных: по словам Петровской, «оскорбленные самолюбия выплакивались в редакторскую жилетку». «Гриф» принимал все отвергнутое «Скорпионом», который не только высоко поднял планку, но печатал много переводов (чего в «Грифе» почти не было) и даже виднейших отечественных авторов стремился представить равномерно. 9 апреля 1903 года Белый жаловался Метнеру, что «Скорпион» «всегда переполнен и крайне медлителен»^{44}.

«Гриф» выпустил несколько книг Бальмонта, переиздал «Лествицу» Миропольского, принял рукописи у Белого (третья симфония «Возврат») и Сологуба (сказки), позже у Курсинского и Александра Блока. К стихам последнего, полученным через Соловьевых (Ольга Соловьева и мать Блока Александра Кублицкая-Пиоттух активно обсуждали Брюсова в переписке), Валерий Яковлевич поначалу отнесся без особого энтузиазма, но в конце 1902 года взял его цикл в «Северные цветы», придумав заголовок «Стихи о Прекрасной Даме» (книгу под этим заглавием два года спустя издал «Гриф»). Михаил Соловьев сообщил об этом Блоку, который 23 декабря не только сердечно поблагодарил его, но и поделился новостью с героиней стихов Любовью Менделеевой: «Я получил очень интересное и важное письмо, которое покажу Тебе, — от Михаила Сергеевича Соловьева, который спросил Брюсова, будет ли он печатать мои стихи в „Северных цветах“, на что Брюсов ответил: „О, да — и как можно больше“. Это приятно во многих отношениях»^{45}. Брюсов не сразу увидел в Блоке серьезную литературную величину и, тем более, перспективного союзника. Молодой Блок, напротив, высоко ценил поэзию Брюсова, особенно сборники «Urbi et Orbi» и «Венок», и одно время даже называл его своим учителем.