Валерий Гаврилин

Во время их торжественного (для невесты долгожданного, а для жениха — горького) свадебного шествия в музыкальную ткань неожиданно, но очень органично вплетается вариант романса «Хасбулат удалой». О нём Гаврилин как-то рассказывал: «<…> детство провёл в послевоенной деревне. Мужчин там почти не было. И вот обездоленные войной женщины по вечерам собирались и пели: «Хасбулат удалой…», «Имел бы я златые горы…» — в общем, всё то, что музыковеды дружно называют пошлятиной, мещанством… А я с годами понял: мне важно, что эти женщины пели, важно, что они хотели спеть. Женское сиротство, женская обездоленность — это большое национальное несчастье, и в этих песнях они выражали свою мечту… Так вот, когда осознал для себя это, сам, как композитор, стал искать такую музыку, стал искать жизненно правдивую ситуацию и сопрягать её с тем, что слышал…» [19, 200].

И ещё: «<… > первое, на что я обратил внимание, — это на так называемую городскую романсовую музыку, на городской «жестокий» романс, на музыку, которую у нас называют пошлой, салонной, но которая тем не менее живёт не одну сотню лет и которая почему-то необычайно популярна в очень широких кругах народных масс. Она живёт настоящей музыкальной жизнью, чего мы не можем сказать зачастую о наших собственных творениях.

И я стал думать, в чём тут дело? Ну а дело в общем-то в том, что наряду со множеством недостатков в этой музыке очень много достоинств, удивительных достоинств. Общительность, чувства очень яркие, очень броские. Даже взять этот знаменитый романс о Хасбулате. Это трагедия верности, измены, наказания. Обыкновенная такая, часто встречающаяся бытовая история. Она должна быть близка многим людям. Вот поэтому она вызывает такое сочувствие у исполнителей и слушателей. Кроме того, здесь есть тяга народа к романтизму, к высокому такому, немножко сказочному, к очень красивому, что мы тоже, профессиональные авторы, даём очень редко, а это — тяга к необыкновенному в жизни, чудесному, волшебному, прекрасному, сильному. И вот я попробовал в своей музыке реабилитировать этот жанр в целом ряде сочинений» [19, 118].

В финале «Женитьбы Бальзаминова» ситуация оказалась перевёрнутой: мелодия знаменитого жестокого романса предстала в жанровом обличии триумфального марша, прозвучала как хвалебная песнь бедному Мише, выгадавшему долгожданное благосостояние ценой собственного счастья.

Конечно, после выхода телеверсии обязательно должен был найтись балетмейстер, который захотел бы воплотить все гаврилинские идеи собственно на театральной сцене. Красноречивые темы-портреты Миши, Свахи, Белотеловой[226], ярко образные сны Бальзаминова (по сути, театр в театре), целый ряд комических сцен и многоплановый бытовой фон — всё это располагало к самым разным трактовкам и полётам фантазии.

Такой хореограф нашёлся. Им стал Вадим Бударин, поставивший балет в Новосибирском (1990) и в Чувашском (1992) театрах оперы и балета. В этих версиях была использована уже вся музыка, сочинённая Гаврилиным для «Бальзаминова». «Это счастье — работать с такой партитурой: в ней «заложен» такой ёмкий материал для пластических решений, — отмечал Бударин. — Балетмейстеру следует только внимательно вслушаться в музыку Гаврилина, и он найдёт там всё — и яркие образные характеристики, и органичную эмоциональную тональность для той или иной сцены, и даже «подсказку» при выборе лексики» [42, 20–21].

3 декабря 1993 года Гаврилин, превозмогая плохое самочувствие, отправился вместе с Наталией Евгеньевной в Москву на фестиваль «Времён связующая нить». Там 5 декабря впервые в столице прозвучала сюита из «Женитьбы Бальзаминова» (дирижировал Александр Ведерников). Свиридов по состоянию здоровья прийти не смог, зато был Роман Леденёв, который остался в полном восторге. Н. Е. Гаврилина вспоминала: «У дирижёра и у публики плечи так и вытанцовывали, а некоторые зрители даже ногами в такт подтопывали. Вообще, глядя на выразительную спину и руки Ведерникова, создавалось впечатление, что он протанцевал весь балет. После поклона дирижёра сразу же стали кричать: «Автора, автора!» Шквал аплодисментов, цветы, улыбки, музыканты хлопают в ладоши, что редко бывает. Длилось всё это довольно долго. Валерий кланялся на все стороны, особо — балкону, как всегда, прижимая руку к сердцу, пожимал руки музыкантам, выводил на авансцену Ведерникова. <…> Всё было, как всегда: где, кем и в каком количестве ни исполнялась бы музыка Валерия, она всегда имеет большой успех. Он, правда, сомневается в успехе, но жизнь каждый раз опровергает его сомнения. И слава Богу!» [21, 450].