Валерий Гаврилин

Гаврилин отреагировал на отказ болезненно и, по словам Наталии Евгеньевны, «решил больше никогда никому своих сочинений не предлагать. И делал это потом только тогда, когда просили исполнители или он уже в таких отношениях был с ними, что знал: отказа не будет. Вот и с этой песней получилось так, что составители песенного сборника спросили его, не может ли он что-нибудь предложить. Он предложил эту песню, и она была напечатана в сборнике под названием «В пути». По случаю издания он сделал такую надпись и наклеил её на сборник: «Валерию Гаврилину на добрую память с пожеланием творческих успехов. В. Гаврилин. 14/II-67 г.» И эту песню запели детские хоры и исполняют её с большой охотой до сих пор» [21, 104].

Итак, сочинения, созданные в музыковедческий период, пусть не сразу, но стали пользоваться успехом — и повсеместно исполняются сейчас.

Но как же будущий музыковед исполнял свои непосредственные обязанности? Ведь учёба состояла не только в собирании и записывании песен, и уж подавно не в сочинении музыкальных произведений. Необходимо было выдавать исследовательские работы. Однако требования историко-теоретического отделения, видимо, редко вдохновляли композитора на создание новых текстов. Гаврилин писал много (проблем с изложением мыслей у него никогда не было), но в ту пору скорее для себя, нежели для консерватории.

«Мне дали задание — написать рецензию, — отмечает студент в своих заметках. — Разумеется, как всякий новичок, я принял его как должное, т. е. не ругался с преподавателем, не употреблял тяжёлых предметов, не говорил, что у меня сломалась авторучка, или что я потерял очки, или что умею писать ещё не все буквы алфавита, т. е. не пустил в ход ни одного из постулатов элементарной защиты, о чём сейчас очень и сожалею» [20, 53–54].

Далее, взвесив все минусы последующей работы, Гаврилин приходит к умозаключению, что любые попытки организации семинара по критике необходимо пресекать, причём на уровне дирекции. «Таково моё мнение, — констатирует автор. — И если дирекция не считает нужным с ним считаться, тем хуже для неё, так как я в этом случае буду иметь удовольствие считать её виноватой» [20, 54].

Но шутки шутками, а дипломное исследование никто не отменял. В конце четвёртого курса Гаврилин стал задумываться о теме — выбрал в итоге давно любимые песни. В заголовке значилось: «О народно-интонационных истоках песенного творчества В. П. Соловьёва-Седого». Работа создавалась практически самостоятельно (Ф. А. Рубцов нечасто занимался со студентами). Естественно, Гаврилин писал в основном по ночам — времени было мало. «И вдруг выясняется, — вспоминает Наталия Евгеньевна, — что диплом нужно предоставить в машинописном варианте: 54 страницы, исписанные его мельчайшим почерком, да ещё сколько нотных примеров, которые нужно будет вставить в текст! Что делать? Отдавать машинистке — дорого. А я уже имела опыт печатания на машинке. Решено: печатать буду я[78]. На следующий день недалеко от своей работы беру напрокат «Башкирию», огромную и тяжёлую, приношу домой и начинаю перепечатывать диплом, но почему-то в одном экземпляре. Почему? Так до сих пор и не понимаю. Вот поэтому у нас дома и нет напечатанного экземпляра, а тот, который был сдан в консерваторию, как выяснилось позже, пропал. И только недавно, разбирая архив Валерия, я обнаружила рукописный экземпляр диплома» [21, 69].

Анализом музыки Соловьёва-Седого Гаврилин занимался серьёзно и увлечённо, сделал ряд значимых для музыковедческой науки выводов. Например, о неразрывной взаимосвязи городской и крестьянской песенности, об уникальном стиле Мастера, об импровизационности его мелодики[79]. Казалось бы, всё шло хорошо, однако на защите едва не случилась катастрофа.

Большинство членов комиссии хотели поставить Гаврилину «двойку»: диплом не понравился. Научный руководитель, конечно, мог бы заступиться за своего студента, однако он на защиту не пришёл. «И вдруг — страстное выступление музыковеда А. А. Пэна (Чернова)[80], доказывающее, что диплом Гаврилина — это блистательная работа и что он заслуживает отличной оценки. Видимо, доводы были столь убедительны, что за диплом поставили «отлично». Что творилось с автором работы на её защите — можно себе представить. Валерий пришёл домой возбуждённый и радовался не столько тому, что поставили «пять», сколько тому, какой Александр Абрамович человек! «Как он меня защищал!» [21, 70].

Итак, несмотря на форс-мажорные обстоятельства, защита состоялась, учёба завершилась. В чём же был смысл пребывания на музыковедческом отделении? Вопрос, казалось бы, странный. Конечно, в обретении профессии, а значит — возможности работать и зарабатывать. И ещё — в получении диплома, определённого статуса, права на дальнейшую научную работу…