Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

Утром ярким, как лубок.
Страшным. Долгим. Ратным.
Был разбит стрелковый полк.
Наш. В бою неравном.

Гольдберг и Неля с Коганом натянули на заднике сцены красное полотно. Оно развивалось в такт песни. Свет прожектора осветил красный священный стяг.

Облака печально шли
Над затихшей битвой.
И тогда с родной земли
Встал солдат убитый.

В зале один за другим поднимались люди. Валера замечал слезы.

Это было со страной —
Значит было с нами!
Над тобой и надо мной
Вьется наше знамя…

Ободзинский утонул в аплодисментах. И даже тот, в форме, прослезившись, достал платок и потрясенно хлопал, не жалея ладоней. Простояв пару минут на сцене, Валерий махнул Когану в зал и уверенно прошагал за кулисы.

– Борис Ионыч, я прошу вас, – обратился к администратору, когда тот подошел за сцену. – Отвезите Нелю в гостиницу. Мне необходимо сейчас поговорить с музыкантами.

Нырнув в гримерную, дверь нарочно оставил приоткрытой. Бельфор не заставил себя долго ждать. Он крался на цыпочках с какой-то сумкой в руках, испуганно озираясь по сторонам… Пьяный!

– А ну-ка, иди сюда! – оглушающе рявкнул ему в спину Валера, выходя в коридор, и грубо вырвал сумку. Пиво!..

– Пьяная харя! – взвился Ободзинский, огрев Леву драгоценной ношей по спине, а затем по всему, куда прилетало. – Это тебе за люк! Это за пиво!

С размаху бросил сумку, бутылки вылетели одна за другой. Вдребезги. Валера одернул пиджак:

– Вызывай всех ко мне! Срочное собрание.

– Во-первых, – строго говорил Валера, когда коллектив собрался в гримерной, – нам нужен радист. Этот вопрос я решу. А во-вторых, – он внимательно оглядел присутствующих, – я не приемлю подобное отношение к работе. Мы не на курорт приехали отдыхать. С этого дня если еще раз кто-то опоздает, будем наказывать. Минута опоздания – рубль.

– Ничего себе грабеж среди бела дня. А деньги кому? – ерничал Алов.

– А на эти деньги, – сухо пояснил Валера, – отметим окончание турне в ресторане «Узбекистан».

Спорить никто не стал. Разошлись мирно. Рубль – не такие великие деньги. Вряд ли тут и на «Узбекистан» наберется…

Возвращался в гостиницу с Гольдбергом. Ледяная улица оглушала тишиной. Снег мягко ложился на плечи. Было свежо и покойно на душе, как у ребенка. Но что и кому он сегодня доказал? Его образ, который он всегда хотел нести… Быть может, он многогранен?

– Валерик, – словно прочитал мысли гитарист. – Ты меня убил сегодня. Как же ты поешь патриотические песни! Я ж тебе поверил, ты понимаешь? Я пока тебя слушал, уж сам думал: Красное знамя! Век свободы не видать! Готов был все бр-росить и нести это знамя, черт меня подери!

Валера вспомнил, как они размахивали полотном, и улыбнулся. Эта похвала отзывалась озорным блеском в глазах. У него получилось. Кто бы сомневался. А все равно будет петь Битлов и Элвиса. А потом у него будут свои хиты. И они непременно останутся на века.

Глава XXVII. Вызов в МВД 1970

Июньское солнце заглядывало в окна номера гостиницы «Таврида». Теплые лучи наискось поглаживали рояль, скользили по стенке и взрывались мозаичным светом, подбираясь к комоду с зеркалом, где Неля красила губы ярко-красной помадой. Валера с нескрываемым интересом разглядывал ее. После рождения дочери она похорошела.

Через белый пеньюар просвечивалась похудевшая фигурка. Привычным рассерженным движением Неля отбросила прядь волос, что касалась губ. Валера улыбнулся.

Поймав его взгляд, Неля прищурилась на Валеру в зеркало и опустила глаза.

– Ты становишься иной. – Он приблизился и сел на стул позади нее.

– Не нравится? – спросила нарочито низким голосом.

– Всюду на тебя мужчины пялятся. А ты откровенно улыбаешься им.

Неля повернулась, сложила руки на талии и вопросительно подняла бровь:

– Ревнуешь?

– Я ведь сам твой первый поклонник. Тебе сегодня на поезд. Грех не бояться отправлять тебя, такую красивую, – и одну.

– Ну я ведь и без тебя должна выглядеть…

– Как царица? – Он обнял ее за плечи. – Ты любишь меня?

– Сомневаешься?

Валера отвел глаза. Никогда не скажет. Неля, заметив досаду мужа, доверительно накрыла ладонью его руку:

– Мне трудно о себе говорить. Не умею. Избегаю.

– Отчего так? Тебя обидел кто-то?

– Может, и так, – неуверенно повела плечами.

– Скажи. – Валера развернул ее к себе. – Я хочу знать. Я же не чужой.

– В детстве. Мне только четыре исполнилось. Один дядька…

Неля подошла к подоконнику, машинально протирая пальцами листья белой сирени, что Валера сорвал для нее накануне, и тяжело, едва слышно выдохнула.

– Позвал нас с подружкой в лес чудо показать. Ну как можно за чудом не пойти. Пошли, конечно. А у него за углом машина. Сказал садиться. Я перепугалась. Бегу к дому, кричу, руки-ноги дрожат. Тогда он взял камень, схватил меня… – Она невольно взялась за бровь. Валера отнял руку от лица, присмотрелся:

– Шрам?..