Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

– Я ж понимаю, что с ним ссориться себе дороже. Но только не понимаю, чего ему покоя Дербенев не дает. Не композитор он даже. – Валера старался говорить развязно. Но, будто ища одобрения, он пристально заглянул Шахнаровичу в глаза. – Мы ж с Леней недавно «Маккену» записали. Новый хит – и такая популярность!

– Даже не думай.

– Считаешь, я должен всех послать? – ехидно усмехнулся Валера и уставился в иллюминатор. Сквозь сизую дымку чернела громада Тихого океана.

– Таких, как Богословский, надо держаться, – многозначительно кивая, подытожил Пал Саныч.

Воздушное судно резко взяло курс на разворот, и почудилось, что все они летят прямо носом в свинцовую бездну океана. Пенные буруны бились о громадные скалы столбовидной формы. Валера крепче обнял Нелю. Открылись закрылки. Самолет снова затрясло. Земля показалась совсем близко. И наконец заветное касание:

– Самолет произвел посадку в аэропорту Елизово.

На улице ветер сбивал с ног. Валера, прикрывая глаза рукой, заметил толстого мужичка с пышной бородищей, коим оказался директор филармонии Магрычев. Тот доставил группу в гостиницу «Авачо» и устроил Ободзинских в элегантном люксе с видом на горы.

Пока Неля шла в буфет пить кофе с Валериной костюмершей – Натальей, Валера прояснял график и денежные вопросы с Магрычевым.

Выступления для «Верных друзей» раскидали на всю неделю. Сошлись на восьми концертах в день. Магрычев поглядывал с иронией:

– А потянете? – несколько раз уточнил он, на что Валера лениво развел руками.

Рабочий день начинался с утра. Утренники Магрычев устроил для школьников. К девяти подтягивались первые классы. К десяти – вторые. Для детей играли музыканты, Валера ограничивался лишь исполнением попурри. Полноценные концерты он давал вечером – для взрослых. И первый же вечер обезумевшая публика кричала наперебой одно и то же:

– Золото, Валера, золото!

Как нарочно все хотели слушать Дербеневское «Золото» безостановочно. С феерией гремели и Тухмановские «Листопад», «Вечная весна», «Восточная». И только на «Вечном вальсе» Богословского певец с досадой замечал, что народ скучает.

Реакция зала выбила устойчивость позиции. Валерий вышел в раздумьях. Ведь классные песни с ребятами записывали… Смогут ли старики мэтры создать что-то такое же зажигательное? Современное?

В гримерке ожидал консилиум.

– Вы чего? – скрывая досаду, спросил ребят.

– Валер, давай поменьше концертов.

– Наверное, никто в мире так не работал! – с выражением пошутил Жора.

– М, – кивнул певец, сообразив, для чего этот консилиум, и равнодушно шмыгнул носом. – Ну, давайте семь.

– Да шесть, хотя бы, да вы чего! – вспыхнул Капитанников.

Все уставились на Ободзинского. Гитарист Валерий Дурандин взмахнул руками:

– Я уже на четвертом концерте не то что не понимал, что я играю, а будто оно отдельно где-то от меня все играло.

Валера хмыкнул. Остановились на шести.

За неделю заработав, как за год, группа поехала в Магадан.

День стоял туманный. Поддерживая Нелю под локоть, Валера павлином поднимался по трапу в небольшой пассажирский самолет Як-40, вместимостью человек на тридцать. Позади бодро и мощно ревели турбины. Ободзинского признали, зовут работать крутые «шишки». Теперь и реклама будет, и концерты в Москве, и телевидение. Главное, сговориться с Богословским.

Командир борт-корабля, коренастый мужичок лет пятидесяти, радостно пожал руку:

– Ваше «Золото» моего сына прямо-таки с ума свело. Он раз по десять за день гоняет в кинотеатр.

Валера одарил собеседника легким кивком.

– Хотите к нам? – командир махнул на кабину, приглашая зайти.

Опять про «Золото» слушать? Ища причину для отказа, певец поглядел на группу, на Нелю, и, ничего не придумав, прошел за командиром.

Под переговоры экипажа и диспетчера, Ободзинский присел на откидное кресло. Реактивный лайнер, словно набрав побольше воздуха, ровно загудел, завибрировал и неторопливо двинулся по бетонке.

– И не страшно? – спросил у командира Валера, лишь бы уйти от давящей темы.

– Да какой уж там. День и ночь летаем. Инцидента лично у меня ни одного за все двадцать лет не было! Самый надежный транспорт, считаю. А эта машина и вовсе – мечта!

Наконец самолет загудел что есть мочи и понесся вперед, усиливая разгон. Валера полусонно смотрел на полосу. Вот уже границы бетонки. Командир слегка потянул за штурвал – и воздушный корабль мягко оторвался от земли, начиная полет.

– Только рутина сплошная, – пожаловался второй пилот. В его потухшем взгляде Ободзинский уловил приглушенную печаль и желание жить иначе. – Праздников не бывает. А к концу рабочего дня только и думаешь, как бы домой, улечься на боковую.

Из-за нехватки подъемной силы машину слегка покачивало. Но по мере того, как стрелка спидометра ползла вверх, самолет все увереннее ложился на курс.

Валера облокотился на ногу и уставился на свои ботинки. Что-то тяжелое пригибало, тянуло вниз. Отчего ощущение тупика? Сейчас вернется в Москву, запишет с Богословским альбом. И если тот настоит отказаться от молодых, так тому и быть. Что молодежь может против него? Да и Тухманов, в конце концов, по-любому уже увлечен ВИА, ему роли не сыграет.