Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

Певец пришел в себя уже дома, когда крался на цыпочках в спальню. Дрожащими руками опустил ручку двери. В комнате было совсем темно. Нежно-голубые шторы колыхались от ветра. Дождь дробью бил по стеклянным окнам, усиливая тревогу. На кровати сладко сопела кучерявая дочурка. Валера поднял глаза. Над его ангелом сбоку пряталась желтушная старуха и скверно, тихо посмеивалась в морщинистую, тощую руку. Валера медленно подкрался к подушке. Чтоб не шуметь и не спугнуть дочь, он постарался как можно тише присесть. Анжелика открыла глаза. Валера замахнулся. Удар пришелся по простыне. Старуха попятилась. Дочь вскрикнула и беззащитно закрылась руками. Со стеклянными глазами Валера продолжал яростно искать на кровати старуху. Затем сел рядом с дочерью и обнял ее:

– Не бойся, любимая доченька. Папа тебя в обиду не даст. Там старуха страшная. Папа тебя в обиду не даст.

Когда на следующее утро Валера вспомнил о происшедшем, холодный пот и озноб пробил до костей.

– Неля, мне плохо. Мне конец.

Валеру колотило, знобило, тошнило. Пугливо оглядываясь, он шарился по карманам. И нащупав маленький топорик и нож, щурился и трясся. Дикий холод пробирал, несмотря на тридцатиградусную жару. Не в силах лежать, в дубленке и шерстяном шарфе он бегал по квартире, не находя места. И участливый взгляд жены, ее теплые лучистые глаза не могли согреть колотившееся, ледяное сердце. Решив прекратить мучение, Валера вновь закидывался «колесами», запершись в ванной. В дверь ломились. Гремела ручка, и ужасные, свинцовые голоса что-то требовали. Немедленно открыть дверь. Валера принялся выковыривать таблетки из пачки, пальцы не слушались. Лекарство просыпалось на пол. Тяжелое тело тянуло вниз, будто в преисподнюю. Не в силах стоять, он сел на ковер, подбирая кодеин. И глотал таблетки. Но едва выпил, как начало тошнить. С трудом открыв дверь, он вдыхал воздух.

– Мне холодно. Холодно. Холодно, – тихо повторял он. Нижняя часть подбородка ходила ходуном. Неля быстро включила горячую воду в ванной, и когда ванна заполнилась, Валера нырнул туда прямо в дубленке и все равно не мог согреться. Выскочив в комнату, бросился на пол и катался по ковру, от боли не соображая ничего. Неля плакала. От ужаса и отчаяния.

– Валера! Ты говорил, у тебя есть врач, – пытливо глядела она на мужа, заставляя вспомнить, – врач, Валер. Валерочка. Телефон врача.

Все его тело отплясывало чечетку. Трясущими руками он достал книжку, уронил.

– Пятницкая, кажется, – промямлил и снова упал на пол, катаясь от холода и боли. Сжимая зубы, выворачивая руки. Пот водопадом стекал по лицу.

– Сейчас, сейчас. Я позвоню. Я узнаю. Валеша…

Спустя пару дней они мчались на Каширское шоссе в центр наркологии. Встретила их молодая приятная женщина.

– Пойдемте, – любезно кивнула она Валере и увела его, оставив Нелю дожидаться в коридоре.

– Валерий, – женщина назвала его по имени, и ее утверждение прозвучало вопросом.

– Да, – кивнул Валера, немного неуверенно, растерянно, в ожидании каких-нибудь процедур. Он расстегнул верхние пуговицы рубахи и приготовился ждать.

Но женщина и не думала совершать никакие страшные экзекуции. Она дружелюбно расспрашивала обо всем, уточнила, когда он начал принимать кодеин и как долго в зависимости. Валера отвечал подробно. И как ни странно, Пятницкая уверила, что ему смогут помочь. Проводив Ободзинского к доктору, которому назначили вести историю болезни певца, она закрылась на беседу с Нелей.

К Валерию Сергеевичу Валера проникся сразу.

– Ободзинский, – встретил его с мягкой и непринужденной улыбкой доктор. Будто они знали друг друга тысячу лет, прошли вместе огонь и воду, расстались и наконец встретились.

– Ну, рассказывайте. Как докатились до такой жизни, – шутя и ласково щебетал доктор, ковыряясь в каких-то коробочках. Затем протянул маленькие драже. – Примите. Станет полегче.

– Вы тоже Валерий. Могу я вас так называть? – приободрился Ободзинский и почувствовал себя как-то легче. Теплый, уверенный вид доктора внушал доверие.

– Да, что уж там. Конечно.

– Валерий, вы понимаете, я просто азартный человек. Во всем. Это моя беда. Я еще когда шкетом был, наливали мне. За бутылкой отправляли и наливали. Я быстро пристрастился. И с одесскими пацанятами воровал. Думаете, ради денег? Нет, конечно. Это же как игра. Азарт. Получится или нет? Но втягиваюсь во все это дело и остановиться не могу.

– Значит, вы игрок, – подытожил Валерий Сергеевич.

– Такой уж меня склад. Что поделать. И сам не рад. Проиграл уйму денег. Ну, у меня прадед по отцовской линии и вовсе все имущество свое потерял.

– Ну, нам с вами совсем не нужно терять имущество. А самое главное – жизнь. Понимаете, Валер? Вам тридцать три, вам еще жить и жить, – проникновенно обратился доктор, – вы нам нужны живым и здоровым. Себе, в первую очередь. Радует, что вы и сами понимаете свою основную проблему. И значит, нам будет проще с вами работать. Считайте, половину дела мы разрешили. Хотите выздоравливать?

– А зачем бы я пришел…

– Хотите, Валер? – вновь задал вопрос Валерий Сергеевич.

– Да, – кивнул певец, и лицо его стало серьезным и грустным.