Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

– Деньги нужны? – понятливо кивнул Валера.

От Бориса несло перегаром и какой-то горемычной пришибленностью. Валера, вспомнив, как сам продавал костюмы да пластинки за выпивку, сжалился. Однако Неля приобретение мужа не одобрила.

– Валеш, дорого же наверняка, а мы хозяйке и так за два месяца должны…

– Нель, ну нельзя стоять, когда поймал волну-удачу! – он попытался отшутиться. – Тогда будут и туфельки, и платья, и брюлики. Все будет!

– Вот именно! Будет. Когда это случится?.. – иронично усмехнулась она, но тут же придумала оправдание. – С другой стороны, куда артисту без магнитофона? Для работы надо?

– Конечно, котик, – покладисто кивнул Валера, но внутри шевельнулось раздражение. На Нелино недоверие, на безденежье, на настырность квартирной хозяйки, что никак не хотела подождать.

Но сегодня, сидя на диване, смахнув невидимые пылинки с магнитофона «Чайка-М», радовался покупке: Дербенев, как раз вчера занес катушку с Джанни Моранди. Время было позднее, заходить не стал, только протянул в дверной проем небольшую коробочку и листок с переводом песни.

Ободзинский просмотрел текст, пока брел к кровати и полночи прокрутился без сна: включив ночник, читал слова, представляя мелодию, пытался напеть. Забыв строчку, снова читал текст. Измотавшись, ненадолго засыпал.

Едва рассвело, бросился к магнитофону. Открыл крышку и, несмотря на то, что Неля еще спала, не утерпел: поставил катушку. Однако стоило Моранди вступить, Валера тряхнул головой, будто отгоняя дурной сон:

– Не-ет. Резковато начал. Здесь надо чувственность, проникновенность вложить.

– Покажи им настоящий вокал, Валеш! А то… – потянувшись, она погрозила кулаком кому-то невидимому. – Ободзинский, видите ли, поет с металлом в голосе!

Заспанная Неля смотрела нежно, влюбленно и как-то томно.

– Точно, – Валера усмехнулся. – Я, значит, пою «почти крича»? Этот Вартанов Моранди не слыхал.

Валера поставил запись с начала, Неля замолчала, задумалась. Сам он облокотился на облупленный подоконник, слушал и смотрел. Восходящее солнце, отражавшееся в окнах пятиэтажки напротив, забрасывало отрешенно-мечтательную Нелю солнечными зайчиками.

На куплете «Si fa sera» встрепенулся: «Черт возьми, а ведь классную, классную песню Дербенев подогнал!»

– Вот!.. Там, где поет «Siamo solo noi due. A due passi dal mare»! – одобрительно кивнула. – Мне нравится.

– Мне тоже! – воодушевился Валера. – Сильный голос. Четкая дикция. Но только в этих строчках какая-то романтичность и нежность появляются.

Сквозь щель между домами виднелось темное, еще спящее небо. Такое же небо на море. Ночной бриз. Звезды. И бесконечный горизонт.

Он глубоко вдохнул, в груди открылось необъятное пространство, Валера широко раскинул руки, чтоб впустить в себя небо:

– Над морем ночь густая! И над землею ночь! – запел откровенно, пронзительно. И тут же бережно, стараясь, чтобы строки, словно волны под слабым бризом, неуловимо шли одна за другой, утих до нежной, доверительной приглушенности. – Дремлет море в ночи, и не слышно прибоя, только сердцу нет и ночью покоя…

Неля завороженно слушала Валеру, настойчиво повторявшего одно и то же слово, вкладывая все больше и больше страсти:

– Полно, полно, полно! Лишь тобою одной!

Солнце неминуемо поднималось, озаряя темную дымку и все больше раздвигая сумрачную глубину неба. Когда он с чувством выводил «До-ро-га-а-ая», Неля бросила взгляд на часы и в ужасе распахнула глаза. – Валерка! Уже десять! Репетиция началась…

На Трехгорку шел на подъеме. Дербенев не просто подогнал отличную песню, но подстегнул Валеру. Биография Джанни Моранди, которую с таким восхищением пересказывал Леонид, заставила повысить планку притязаний.

Как Валера, Джанни начинал с выступлений перед друзьями и родственниками. Казалось, именно это уравнивает его и итальянца. Голос у Моранди неплохой, но у Ободзинского лучше! Успеха Джанни добился трудолюбием и сценической раскрепощенностью? Ни того, ни другого Валере не занимать! Да если бы в СССР так любили музыкальные конкурсы, Валера выпустил бы первую пластинку не в восемнадцать, а в четырнадцать!

Азартная досада, что проиграл какому-то итальянцу во времени, будила воображение. Он представлял себя на вершине мира. Купался в успехе. Жители городов вышли на улицы, чтобы встретить Ободзинского. Воем и визгом толпы поклонников скандировали его имя: «Мы хотим Ободзинского!»

У Джанни была Лаура Эфрикян? У Ободзинского есть Неля. Ничего. Русские всегда запрягают медленно, зато едут быстро. К концу года станет звездой!

Когда открыл двери репетиционной, все были на местах.

– Простите, Олег Леонидович, – ловко сбросив плащ на свободный стул, громко сказал Ободзинский и вбежал на сцену. Кто-то приветственно махнул рукой, но большинство оркестрантов на улыбку не ответило. Лундстрем же нарочито посмотрел на часы.

В душе поднималось возмущение. Он опоздал впервые! И не потому, что проспал, Валера репетировал! Работал! Такая песня важнее репетиции. В перерыве попытался объяснить это дирижеру. Лундстрем выслушал, не перебивая.