Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

Валера оставил квартирной хозяйке телефон для связи и денег на межгород. Та обещала позвонить, как договорится. Валера с Нелей перевезли вещи, которые решили оставить в Москве, в бывшую квартиру Ларисы и тем же вечером сели на поезд.

В Донецке Михаил Дорн препроводил в двухместный люкс. Валера вопросительно покосился на администратора: в большой меблированной комнате стояло пианино, у стен располагались деревянные витражи, большой овальный стол, кухня и антикварный гардероб с резными вставками по бокам. Заметив Валерино изумление, Михаил Сергеевич пояснил:

– На будущее: с директорами забудь обо всякой интеллигентности. Требуй лучших условий.

– Ну я же артист. Мое дело петь, – скромничал Валера.

– Артист должен знать себе цену. Ведь ты и работать будешь. Два концерта в день – считай, выходной.

Оставшись с Нелей наедине, Валера прошелся по хоромам. Он словно примерялся, желая прочувствовать на вкус новую жизнь.

– Как страшно, как убого я жил! – вспомнилась комнатенка в Одессе, где ютился с родителями. – А ты говоришь, Лундстрем. Ты хоть поняла, почему он предложил работать по договору?

– Конечно. Потому что подстраховать тебя хочет.

– Меня подстраховать? – Валера ухмыльнулся. – Когда я иду в гору? Меня приглашают на стадионы! Телевидение! Режиссируют мою программу! Знаешь, я совсем не собираюсь падать с коня. Не знаю, за кого опасается Лундстрем. За меня или за себя?

Валера скинул ботинки, снял пиджак, бросив его на стул, затем достал чашку и налил из графина воды.

– А ты раньше об Олеге Леонидовиче не так говорил…

На мгновение Ободзинский остановился, пытаясь понять, о чем она. Затем плюхнулся в мягкий диван и задумался. Зависеть от Леонидова не хотелось даже в выборе музыкантов. Валера загорелся идеей собрать собственный коллектив. Тех, кто пойдет за ним в огонь и в воду, достаточно.

Первым набрал Симу Кандыбу:

– Здравствуй, Сима! – откуда-то изнутри вырвалось пафосное приветствие. – Это Валерий. Как жизнь?

– Привет, Валер. Давно ты не давал о себе знать. В Одессе хоть бываешь? – не то интересовался, не то журил Кандыба. – У нас все потихоньку… о твоих успехах наслышаны.

– Да. Я сейчас в таком шикарном люксе лежу. Ты даже в лучших снах не видывал. Разве что золотых канделябров не хватает. Короче. Сима, срочно собирайся и выезжай. Я от Донецкой филармонии работаю. Концертов обещают море. И не номером, как раньше. Целое отделение, понимаешь?

– Попридержи коней, – хохотнул Сима. – Я правда рад за тебя. Но я не хочу ничего менять. Моя жизнь, может, и будничная, не такая кучерявая, как твоя, но… меня устраивает.

– Сима! Это же слава, успех, деньги! – недоумевал Валера. – Что может быть важнее?

– Странный вопрос. Да все важнее: мир в душе, семья, друзья. Или для тебя счастье – пролезть в телевизор?

Упрек оказался болезненным, и разговор продолжать не стал:

– Поня-а-атно. Ну… хозяин-барин.

В мечтах он уже сколотил группу, а каждый звонок развеивал ожидания. Ребята должны были реагировать иначе! Ведь когда-то, перебирая пластинки, они вместе мечтали о славе. Разве нет?

– Тоже мне… друзья. Музыкантами себя считают!

Он со злостью саданул трубкой о телефонный аппарат. Слова Лундстрема о том, что не все и не всех можно вернуть, оказались пророческими. Гольдбергу звонил последнему. Набирал с опаской, чувствуя какое-то немыслимое вселенское одиночество. Если и он… дальше думать не хотелось. Однако не пришлось ничего обещать, сочинять, приукрашивать. Тот понял с полуслова:

– Цуна, я тебе нужен?

– Нужен! Очень нужен, – искренне отозвался Валера.

– Тогда я сразу к тебе.

Михаил Сергеевич Дорн навестил Валеру тем же вечером:

– Нелю оформим ведущей, музыкантов посмотришь завтра.

Дорн помог решить вопрос с коллективом.

Утром приехал Гольдберг, да не один, а с работником сцены Левой Бельфором. Что ж! Уже двое! Валерин люкс тезке понравился:

– Ну ты и раскрутился! – присвистнул тот.

– То ли еще будет! – радовался Валера, вышагивая по комнатам в бордовом халате, как Юлий Цезарь перед своим войском. – В августе едем в турне с Магомаевым. Правда, там пока с номером. Зато с осени самостоятельно. Турне по Сибири, потом Дальний Восток.

После обеда познакомились с донецкими музыкантами. Вова Чалый отлично бацал на рояле. Миклухо-Маклай показался странноватым, особенно когда, как он выражался, его «шиза давила». Депрессивный немного, зато философ. Жизнь налаживалась!

Как и обещал Дорн, работы прибавилось в разы. Даже во сне Валера концертировал. На личную жизнь времени не осталось. С одной площадки ехал на другую. Поезд за поездом, концерт за концертом. Иногда в график вклинивались выступления с Лундстремом. Невесть откуда открывалось второе дыхание. И третье. По возвращении к себе падал без сил, не видя ни кроватей, ни ковров, ни расписных потолков. Однако пребывал в эйфории. Все, чего он желал – само шло в руки. Деньги, слава, успех. Да что там Кандыба понимает в счастье! Настроение портили только капризы Нели. Сперва просто просила:

– Валер, может, погуляем? В кино сходим?