Валерий Попенченко

Весь период сборов Борис не оставлял меня, причем делал это очень тонко, тактично, не докучая и не опекая ни в чем, а в самый трудный момент, когда накануне матча оперировали мою мать и состояние ее было крайне тяжелым, он взял все бремя забот на себя. В этом он весь, этот могучий человечище и мой друг Борис Лагутин.

И Попенченко потряс шутливо за плечо смутившегося Бориса.

О братстве людей нужно говорить особо.

О неприязни людей подчас можно и умолчать. Часто, и это справедливо, сильные и умные люди меняют свое мнение к лучшему о ком бы то ни было. Жизнь — это мудрая школа, и хорошие поступки красят человека и заставляют переменить о нем мнение. Но нет ничего краше дружбы сильных людей. И вновь я перематываю «ленту» памяти.

1965 год стал годом триумфа сборной страны и… заката ее капитана Бориса Лагутина.

Во всяком случае, «похищение» золотой богини Нике, заставившее изрядно поволноваться весь спортивный мир, «похищение» Европы, точнее, европейского золота, стало новой сенсацией спортивной весны, но проходило без участия Лагутина. Из Берлина средь бела дня в присутствии десяти тысяч свидетелей-болельщиков восемь советских боксеров увезли восемь золотых медалей чемпионов Европы. В этом «штурме» участвовали почти все олимпийцы, кроме их капитана. Но он был мысленно с ними. Я это понял на дружеской встрече победителей в доме Валерия Попенченко. И здесь Валерий от имени команды вдруг вручает Лагутину памятную медаль участника чемпионата. Это был не великодушный жест и не щедрость победителя, а искренний порыв. Борис, помню, упрямился и наотрез отказывался принять медаль. И только напор Валерия Попенченко заставил его поколебаться.

— Учти, Борис, если не возьмешь медаль, кровно обидишь всех ребят, ведь ты был с нами в Берлине. Мы верим в тебя и считаем своим капитаном, как и в Токио. Ясно? — Вместо ответа Борис молча стиснул руку Валерия и они крепко, по-мужски, обнялись.

Борис Лагутин не любит вспоминать те трудные времена, которые он пережил. Да, ему было очень трудно. Учеба в университете отнимала массу времени, он не мог выполнять и половины той работы, которую делали боксеры сборной. Его не приглашали ни на одни сборы, и не потому, что не хотели мешать его учебе. Просто поставили на нем крест. И он все же решил дать бой.

Даже блестящие победы над лучшими боксерами страны, в том числе и над кандидатом на Олимпиаду в Мехико Агеевым, тренерский совет и Федерация посчитали случайными. Более того, один из тогдашних руководителей бокса, сам в прошлом весьма заурядный боксер, видимо, руководствуясь большим личным «опытом», вызвал однажды Лагутина и без обиняков предложил навсегда оставить большой ринг, объяснив, что-де Агеева они готовили к Олимпиаде целых четыре года и «случайная» победа над ним ничего не значит. Надо, мол, иметь совесть, имея все награды и звания, пора уступить дорогу молодым. Борис, выслушав приговор, тактично дал понять, что он сам решит, когда ему покинуть ринг.

Так рухнула тогда его последняя надежда попасть в Мехико. Но в трудную минуту, как мы знаем, о Лагутине вспомнили…

И вот Мехико. Огромный зал «Арена-Мехико» неистовствует, а на ярко освещенном квадрате ринга рефери держит за руку Лагутина, высоко подняв его руку. Это заключительный бой Лагутина в Мехико, это золото!

А в комментаторской кабине ведет телерепортаж Валерий Попенченко. Взволнованный голос его звенит от радости, словно он сам только что выиграл бой.

Вспоминая об этом, Валерий сказал: — Я не мог удержаться и, ведя передачу, открыто бросил «перчатку» в лицо тех, кто плохо знает, на что способны такие, как Лагутин. А чуть позже, взволнованный и притихший, Борис сидел у нас в ложе прессы после церемонии награждения. Растерянно теребя почетную ленточку, на которой сверкала золотая медаль, он смущенно принимал поздравления, не зная, что ответить дотошным корреспондентам. Да разве после такого боя найдешь нужные слова? Чтобы понять это состояние «невесомости», надо пережить, испытать его.

Все, что он пережил и передумал за эти годы, всю радость и боль он сказал там, за канатами олимпийского ринга, выплеснул на одном дыхании. А когда ушли репортеры, Борис улыбнулся своей мягкой улыбкой и сказал:

— А помнишь, Валера, ту бронзовую медаль, память о Берлине? Она мне так же дорога, как эта Именно она в тяжелые для меня дни вернула силы и уверенность в себе.

— Брось, Боря! Разве ее сравнишь с олимпийской?..

— Нет, нет! — взволнованно перебил он. — Ты сам не представляешь, как мне нужна была тогда поддержка. Дело не в медали, она лишь символ доверия, но какого доверия!..

— Кончай, Борис! Я чувствую, что ты сейчас заговоришь стихами.

— Ну, положим, стихи — это уж по твоей части, я тут — пас.

Бывают минуты, когда не нужно слов, просто хочется помолчать, заново пережить прошлое. Мы сидели молча. Я смотрел на них и радовался. Какой дух, какая воля у этих богатырей, удививших не только весь спортивный мир, но и близких друзей!

11