Валигура

Не достаточно было лагеря; когда там строже начали следить, более распущенные выскальзывали по ночам и по утрам в Тжемешну, и там цистерцианцы жаловались, что в местечке устроили ад. Все легкомысленные мещане стягивались к лагерю, либо у себя открывали дома для людей из лагеря.

Воевода Марек, который обязан был людей из своих хоругвей сдерживать, смотрел на это сквозь пальцы. Яшко без доспехов, в лишь бы каком кафтане весь день или играл в кости и шутил или пил и слушал песенки. Здесь собирались все, кто недружелюбно относился к Одроважам. В разговорах часто заходили так далеко, что только прислушиваться было нужно, не подслушает ли кто чужой, не принадлежащий к кругу. Яшко явно высмеивал этот съезд и мнимый мир, какой тут хотели выковать, клянясь, что Одонич не выпустит из рук того, что взял, а Святополк…

Он не договаривал до конца, легко было подразумевать, что думал, так как знали, что он был его родственником.

Уже десять дней прошло на напрасном ожидании чего-то, о чём никто сказать не мог, придёт ли. О чём толковали в княжеских домах, понемногу знали, об этом очень не заботились. Тот и этот пришёл со слухом, поговорили о нём и тут же шли шутки и ирония.

Этот шатёр Яшки стоял немного позади Лешкова двора, так что от него мало криков долетало. Он был достаточно обширным, потому что его построили с другим, в котором жил Баран, большой друг Яшки и неисправимый игрок.

Оба немного заботились о порядке у себя, поэтому у них было как на ночлеге в плохом постоялом дворе, когда людей много, а порядка мало. Доспехи валялись по углам, одежда лежала на пустых бочках, перевёрнутые жбаны лежали на постелях, дорогие одежды топтали ногами.

Пеньки, камни, всякие доски, прибитая земля, как-то так покрытая, служили для сидения. У дверей и заборов постоянно крутилось полно черни, а с костра не сходила еда. Играли, пили, ели. Здесь одного памятного дня Баран, проиграв свою деревню в лесу, называемую Сосновой, со значительным куском земли продал на вечные времена Остои за двух волов, шесть локтей коричневого сукна и дюжину лисьих шкурок.

Другой, которого звали Сухим, выпив, также отдал деревню за два кафтана, коня и десять гривен серебра. Торговали лошадьми и собаками, епанчами и доспехами, как это случается молодёжи, когда выпьет. День и ночь не переставал шум, пожалуй, только когда падали смертельно уставшие, когда сил и разума уже не доставало, а челядь их накрывала, чтобы не замёрзли.

Именно так развлекались однажды вечером, когда на пороге показался Топорчик Цедро, по имени Теодор, и громко воскликнул:

– К доспехам! К мечам!

– А что? Что? – начали кричать игроки за столом, по голосу чувствуя, что он шутил.

– Что может быть! Решили идти на Накло, через несколько дней само позднее.

Яшко прыснул от смеха.

– Мы ещё тут не одной бочке кровь выпустим, прежде чем до этого дойдёт! – воскликнул он. – Я это знаю с того времени, как мы здесь. Утром идём на Накло, а вечером возвращаемся.

– Теперь, – ответил Цедро, – уже, по-видимому, в самом деле затрубят. Сам князь говорит, что дольше стоять и ждать было бы позором…

Старый Мшщуй Одроваж громко говорил, когда его спрашивали:

– Достаточно будет времени для перемирия, когда Накло возьмём. Там оно будет дешевле.

При воспоминании о Мшщуе Яшко нахмурился.

– Ещё и его слушать! – воскликнул он. – Не достаточно брата!

– Ну, и Тонконогому хочется идти на Накло! – воскликнул Цедро.

– А ему что с этого придёт? – воскликнул другой. – Ему не достанется.

– И все другие князья за это голосуют, потому что им уже стоять опротивело.

– Ну, а князь Конрад? – спросил Якса.

– И он также, потому что ему от других не отстать, – сказал Цедро, садясь. – Увидите, что не далее завтрашнего дня дадут приказы рыцарям к походу.

Яшко, не доверяя, пожал плечами и что-то пропел.

Другие, услышав пение, стали вторить. Цедро смотрел на них, потому что один был трезвый.

– Что же на это говорит Плвач? – сказал Яшко, кидая кости, которые у него плохо выпали.

– Плвач плюёт и возмущается, – сказал Цедро, – но он один против стольких. Он всегда уверяет и вроде бы клянётся, что Святополк прибудет; глупец бы верил, сказать правду, потому что, если бы хотел голову склонить, имел на это достаточно времени.

Хотя этой новости никто в начале как-то верить не хотел, когда подошли Андрюшка и Габрик Наленчи, также Гоздава Петрек и повторили, что уже не на шутку о Накло говорили, бросился Яшко от костей, велел подать себе кафтан и доспехи, быстро оделся и побежал, приказав своему подчашему наливать кубки, а дружков прося, чтобы не уходили, пока не вернётся.

Достаточно долго его не было; притащился грустный и злой и начал снимать с себя одежду.

– Не правду ли я говорил? – спросил Цедро.

– Сегодня это правда, – засмеялся презрительно Яшко, – но будет ли то же самое завтра, не знаю.

Яшко не сел уже за кости, отговариваясь усталостью, и лёг. Другие также зевали, и кучка медленно начала расходиться.