Люди, которые прятались в зарослях, в тростнике у пруда, в лесу, осторожно начали возвращаться к разрушённому и опустошённому лагерю. Одними из первых были немцы князя Генриха, несколько из которых прибежали в избу и, услышав стоны раненого, тут же сняли с него убитого Перегрина.
Нужно было спешить спасать живого ещё князя, у которого благодаря чуду и геройскому самопожертвованию своего верного слуги остались немного дыхания в груди и признаки жизни. Тут же эти люди приготовили носилки из веток, и среди ночной темноты направились в лес. По дороге к ним присоединились ещё беглецы, так что с маленьким отрядом Силезский князь имел надежду добраться до Вроцлава.
Какими были последствия этой страшной драмы, рассказывает история. Святополк с Поморьем совсем оторвался от Польши. Смерть Лешека вызвала противостояние между Генрихом Силезским и Конрадом за опеку вдовы и малолетнего Болеслава, долгие войны и беспокойства. Тонконогий не перестал защищаться от двоюродного брата, который в конце концов занял всю польскую землю.
Грустная история этих времён есть вереницей боёв за власть, власти для боёв. Одно духовенство среди этого беспорядка неподвижно стоит на своём посту, в защите закона, идея которого стирается и мутится. В конечном итоге единственным законом есть оружие, которое всё разрешает.
X
Замок на крутом берегу реки назывался Ламбах. Это был один из тех рыцарско-разбойничьих бургов, как гнёзда орлов, поставленные на вершинах, на страже рек и трактов. В нём тайно жил вооружённый муж с кучкой слуг и не спускал глаз с окрестностей.
Обычно такое гнездо размещалось поблизости от брода, перевоза или моста, который не могли миновать купеческие караваны и путники, неподалёку от большого торгового тракта, соединяющего два края.
На тракте у рыцаря были люди, что стояли на часах вдалеке и объявляли, когда обещалась хорошая добыча. Выбирали время и место для нападения, рассчитывали силы, потому что редко купцы и птуники отправлялись без вооружённого кортежа. С одних брали скромный выкуп, других захватывали, как свиней, грабили и сажали в темницу. Из неволи можно было вызволиться деньгами.
Это ремесло называлось благородным и рыцарским. Иногда в подходящее время с большими силами пускались на охоту подальше. Ламбах был таким бургом, оборонным и укреплённым, и господствовал над кусочком саксонской земли у границе, прямо напротив другого замка, в котором сидел другой хищный рыцарь.
Окружённый двойной стеной, с высоко поднимающимся во втором дворе
Но прекрасные его времена, когда жил старый Хенно, уже миновали. Раненый во время какого-то нападения, этот рыцарь после нескольких месяцев приёма бесполезных лекарств умер, оставив вдову и одного несовершеннолетнего сына. Хотели для него найти опекунов, но Грета, равно независимого, как муж, духа, никому в свой замок не подпускала. Люди ей были верны.
Таким образом, она одна осталась с ребёнком, который воспитывался по-рыцарски.
Молодой наследник бурга рано научился садиться на коня, владеть мечом и копьём, с собаками бегать по лесам, в необходимости становиться отважным, защищаться и нападать, выпивать кубки, петь песенки и вести господскую жизнь.
Мать, видя в нём живой образ отца, всему радовалась, позволяла, что только хотел, исключительно даже такие поступки, которые другим бы не простила.
Ганс из своего бурга из-за рыцарского пояса попал на двор макграфа, служил ему, с ним вместе ездил поклониться императору; завербовался на короткое время и, отбыв послушничество, узнав немного свет, гордыми мыслями начал тянуться к высшим сферам.
Именно в это время в Германии начинал прославляться рыцарский Орден Девы Марии, вербовались в него молодые люди, жадные до битв и авантюрных предприятий. Через своего приятеля, Герона, дядя которого уже был рыцарем этого ордена, молодой Ганс добился, что его как добровольца взял на испытания направляющийся в Мазовию Конрад фон Лансберг.
Мы видели, как двое юношей, неудачно пав жертвой своей смелости, несли покаяние в замке на Белой Горе.
Герон и Ганс влюбились в двух Халок, к которым их приводила старая Дзиерла. Вечера, проведённые с ними, разбудили страсть в обоих, а девушки позволили очарованию юности, новшеству, какому-то волшебству, которое двух раненых в их глазах сделало героями, – привлечь себя к ним.
Но – любовь эта была, как эти два существа, странная и грустная. Хала и Халка не могли иметь два чувства, две любви, двух возлюбленных. Сами не зная о том, обе полюбили Ганса. Это не казалось им удивительным – любовь к ним иначе прийти не могла, только одна.
Герон страстно любил эту одну половину двух Халек, будучи уверенным, что эти улыбки принадлежали наполовиу ему, наполовину Гансу. Они с Гансом даже не говорили об этом, сразу в мыслях поделившись сокровищем, которое решили похитить, хотя бы за него жизнью пришлось заплатить.