Разбойники выломали дверь и влетели в избу, прежде чем Перегрин, который спал рядом, имел время прибежать на защиту своего пана. У кровати князя стоял меч, который Генрих в спешке не мог достать из ножен, он защищался им так, заслоняясь от ударов, когда подбежал едва одетый Перегрин и, всем телом заслоняя князя, лёг на него. Группа нападающих начала рубить безоружного, сечь одновременного и его, и лежащего под ним князя Силезского, так что верный Перегрин вскоре испустил дух. Генрих, лежащий под трупом не подавал признака жизни.
Не слишком богатые вещи князя, который с того времени, как дал обет чистоты и благочестия, сторонился всякой роскоши, не удерживали здесь долго разбойников; схватив, что было под рукой, они сбежали искать в другом месте более обильного улова.
Тонконогий, особенным счастьем, не спал, когда нагрянул Святополк. У него не было ни малейшего предчувствия, чтобы съезд в Гонсаве мог так трагически окончиться, – однако же необычный шум в эту пору встревожил его. Он взял меч и шлем, выбегая к своим людям в ту самую минуту, когда противники выламывали дверь и хотели на него броситься.
Пользуясь сумерками, князь побежал прямо к лошади, схватил первую, какую нашёл под рукой, и пустился полем к лесу.
Его не преследовали, ища в углах дома, потому что люди Святополка были убеждены, что он не имел времени сбежать от них.
Князь Конрад Мазовецкий – что не ускользнуло позже от людских глаз – оказался вооружённым и готовым к побегу, когда шум на площади объявил о нападении. Но его десяток хорошо вооружённых человек сидел на конях, поэтому он почти спокойно уехал, без препятствий, что позже бросило на него подозрение, что если в заговоре участия не принимал, по крайней мере был о нём осведомлён.
Прежде чем те из епископов, которые были в Гонсаве, потому что другие находились в Тжемешне, проснулись и могли войти в часовню, из которой Иво хотел, взяв крест, прямо выступить с ним на убийц, эта кровавая трагедия была завершена. Только чернь грабила по углам, унося ковры, одежду, оружие и что могла ухватить. Проснувшиеся от крепкого сна люди в лагере потеряли головы. Не могли найти оружие, которое какая-то невидимая рука передвигала и прятала в соломе и сене.
Лошадей не было. Испуганные своей беззащитностью люди начали убегать… нечем было обороняться, и неизвестно, против кого.
Одни убегали в лес, другие скрывались в низинах, иные стояли ещё как пьяные, не понимая, что было причиной этого замешательства.
Мшщуй, подав коня Лешеку, оказался почти один с мечом против этой ватаги, которая на него наступала. Это его вовсе не устрашило, он знал, что погибнет, как раз поэтому он решил дорого продать свою жизнь. Вооружённые люди, которые спешили прямо на дома, припёрли его только к стене бани… нескольким он отплатил, но наступали всё новые с поспешностью, и на битву ни один не имел времени. Несколько ударов разбило ему шлем и легко ранило голову. У этих людей что-то иное было на уме, им по вкусу был грабёж, в котором не хотели дать опередить себя. Поэтому они обошли помятого и раненого Валигуру; и тот хотел броситься за ними, когда сбоку показался Герон с криком, точно давно его поджидал; он напал на старца. С другой стороны Яшко из-за угла с тыла, взяв меч обеими руками, ударил старца в голову, и через минуту, когда немец с пробитой грудью падал на землю, Мшщуй прикрыл его собой.
Меч Яшки остался у него глубоко в черепе, так что Якса достать его не мог. Валигура вздрогнул ещё последним усилием, застонал и испустил дух. Над ним был убитый немец.
Среди этого замешательства, когда не могли отличить своих от чужих, Яшко, лишённый меча, немного отступил, когда люди Святополка, несмотря на то, что тот кричал им какой-то пароль, напали на него и убили. Красивые доспехи, которые он надел на себя в это утро, были причиной убийства, посмкольку ему не дали остыть, и начали освобождать его от них и от одежд освобождать, из-за которых ссорились друг с другом.
На полях среди поднимающегося вокруг тумана было видно уходящих кучками людей, погони и кровавые сражения.
Возвращающийся Плвач едва сумел защитить от ограбления и осквернения часовню и дом ксендза. Поморяне Святополка, наполовину ещё язычники, не уважали никаких святынь и ещё меньше тех, которые находились у неприятеля.
Весь день прошёл на сборе добычи, на разграблении продовольствия. На протяжении всего этого времени живший ещё князь Генрих Силезский лежал, прикрытый трупом своего верного Перегрина, раненый, обливающийся застывающей кровью… не смея подать признака жизни.
Плвач, который вбежал с нескольким людьми в избу, посмотрел в молчании на ложе, что-то пробормотал и – выскользнул мрачный. Кровная связь соединяли его раньше с Генрихом. Вечером вся Святополкова громада с возами и добычей стала готовиться к отъезду в Накло.