Валиханов

В ту пору друг Костылецкого профессор Казанского университета Илья Николаевич Березин занимался изданием «Библиотеки восточных историков». «Шейбани-наме», «Родословная тюрков» Абу-ль-гази, «Сборник летописей» Жалаири. Все издания, разумеется, присылались Николаю Федоровичу Костылецкому, как и труд самого Березина «Ханские ярлыки», опубликованный в Казани в 1850 году. Причем Илья Николаевич Березин отнюдь не пренебрегал отзывами о его «восточной библиотеке» и о его собственных сочинениях тех, кого проживавший в Омске ссыльный польский повстанец Адольф Янушкевич насмешливо назвал в своих записках «омскими киргизско-татарско-монгольскими ориенталистами»[30]. Березин, узнав от Костылецкого о феноменальном юноше Чокане Валиханове[31], выразил надежду на его помощь — ключом к расшифровке непонятных слов из ярлыка Тохтамыша может быть язык степного кочевого племени.

Кадет Валиханов отважно взялся за работу. Перед ним был тюркский текст ярлыка Тохтамыша к Ягайлу, двойник ярлыка на древнерусском языке и перевод части текста на польский язык, опубликованные вместе с превосходным факсимиле с подлинника в книге известного собирателя и издателя исторических источников М. Л. Оболенского «Ярлык Тохтамыш-хана к Ягайлу», тоже вышедшей в Казани в 1850 году.

Задумавшись, Чокан машинально срисовывал с факсимиле тарханной грамоты знак бычачьей головы… Сколько государств возникало на земле, где сейчас живут казахи, и затем исчезало бесследно. Рушились государства, песок заносил развалины городов, но оставался все-таки кто-то, незнаменитый, безымянный, оставались с ним жалкие остатки его стад, и оставались с ним слова, обозначавшие все те предметы и понятия, которые были ему известны. И этот незнаменитый мирный человек передавал слова новым поколениям и нес их другим народам вместе с товаром, назначенным в продажу. Только он мог уберечь язык народа — мирный хлебопашец, пастух пли торговец, но никоим образом не воин, увешанный оружием, и не сборщик податей с плетью в руке… А если так — значит, в степи в мирном казахском ауле должны сыскаться старинные слова.

Когда Чокан углубился в сличение разноязычных текстов, его на первых порах ожидала легкая удача. Через расспросы стариков он установил смысл нескольких не понятых Березиным слов из ярлыка Тохтамыша. Но легкий успех в научных занятиях так же коварен, как на охоте. Можно сразу по выезде в степь добыть лисицу, а потом протаскаться весь день попусту.

После первых счастливых открытий Чокан зашел в тупик. Он понял, что еще не знает множества вещей, без которых в работе над древними источниками не ступишь ни шагу. Можно, конечно, ограничиться сообщением в Казань о своих небольших находках. Для кадета более чем достаточно. Скажут: «Ах, какой одаренный юноша! И при этом, обратите внимание, происходит из дикого племени…» Но вот чего Чокан не терпел по отношению к себе! Подлинное равенство невозможно, если допускать послабление, как сыну кочевого племени.

Привычка не торопиться с маленькими — по его собственной мерке — открытиями образовалась у Чокана с юности. Благодаря этому правилу многие из его интереснейших работ остались незавершенными. Его научная щепетильность и строгая требовательность к себе поразительны. Над ярлыком Тохтамыша Чокан трудился несколько лет. Он прочел все исторические сочинения, какие можно было сыскать в Омске. Сделал выписки из «Сборника летописей» Жалаири, уроженца Степи, оказавшегося в Москве вместе с «царем Салтаном», казахским султаном Ураз-Мухаммедом, и там написавшего свой труд на казахско-чагатайском языке, очень близком тому живому языку, на котором и сейчас говорят в аулах. У Жалаири оказалось немало интереснейших сведений из истории казахов.

Затем Чокан взялся за «Родословную тюрков» Абу-ль-гази. Уже сама судьба сочинения хивинского хана и писателя XVII века будоражила воображение начинающего востоковеда. Изгнанный из Хорезма ученый нашел приют у казахского хана Ишима. А рукопись его «Родословная тюрков» была найдена в прошлом веке не где-то на Востоке, а в России, в Тобольске, издавна связанном торговыми делами со Средней Азией. Одним из первых переводил хивинского хана поэт Тредиаковский. Березин, издавший «Родословную тюрков» в своей «Библиотеке восточных историков», взял перевод казанского профессора Г. Саблукова. Чокан, судя по его запискам, пользовался и более ранним, румянцевским изданием. Он искал у хивинского писателя упоминаний о народе казак в самые ранние времена и не нашел, что его ничуть не огорчило. Автор «Родословной тюрков» подтвердил сомнения начинающего историка относительно того, существовал ли народ казак уже во времена Чингисхана, как пишут некоторые авторы. Чокан продолжал искать подтверждения своей гипотезы о более позднем формировании казахского народа. Он отыскал их в «Шейбани-наме» Кемал ад-дина Али бен Мухаммеда ал-хереви, жившего в XVI веке при дворе Тимуридов. Однако у Бабура[32] в «Записках» говорилось о хане казак-Арслане, имевшем 400 тысяч воинов…