Валиханов

Гасфорту кладут на стол новехонькую карту — итог многолетнего труда топографов, исходивших со своими инструментами огромные плоские пространства.

— Но где же горы? — озабоченно спрашивает бывший кавказец Гасфорт.

Гор на карте нет, как нет их в степи южнее Омска. Топографы пытаются довести этот прискорбный факт до сведения генерал-губернатора, но все их старания напрасны. Гасфорт требует, чтобы ему наконец показали, где находятся горы. Ничто так не сбивает с толку русского военного человека, как сочетание в начальстве энергии и тупости. Топографы удрученно молчат. Гасфорт берет карандаш и уверенно набрасывает на карте штрихи.

— Вот здесь будут горы!

С той же уверенностью он переименовывал степные поселения в города, чтобы поднять значение Западной Сибири в сравнении с Восточной, правителю которой Муравьеву (Муравьеву-Амурскому) Гасфорт мучительно завидовал. Гасфорт спал и видел, что его делают Гасфортом-Заилийским или Алатавским. Слава, богу, он не дожил до того дня, когда не он, а путешественник Семенов стал Семеновым-Тян-Шанским.

Муравьев у себя в Восточной Сибири и Перовский в Оренбургской губернии умели привлечь к работе людей образованных и деятельных. При Перовском в Оренбурге служил В. И. Даль, служили востоковеды В. В. Григорьев и В. В. Вельяминов-Зернов, исследователи Средней Азии А. И. Бутаков и А. И. Макшеев. У Муравьева в ближних советчиках состояли декабристы. А Гасфорт… Да если бы он и захотел создать вокруг себя просвещенное общество, то ему бы этого не позволили сделать ни военный губернатор генерал Фридрихе, который выслушивал доклады, играя на флейте, ни все прочие высшие чины губернии. Густава Христиановича весьма плотно обсели всевозможные монстры, ничтожества вроде Фридрихса и проходимцы вроде известного всей Степп взяточника Кури. Но справедливости ради надо отметить, что сам Гасфорт не был причастен ни к злоупотреблениям, связанным с винными откупами, ни к поборам с аулов, ни к незаконным доходам с поставки хлеба для войска и переселенцев.

Вступив в свою влиятельную должность при губернаторе, 18-летний корнет султан Валиханов уповал, что сможет хоть что-то сделать для Степи. Он стал примерно таким же литературным негром и подсказчиком, каким был Владимир Иванович Даль при оренбургском губернаторе Перовском, и так же стремился внести в казенные реляции и прожекты сколько можно полезного.

Однажды Чокан, вернувшись домой, записал «великолепнейший» монолог его превосходительства о романах вообще и о романах, написанных самим Гасфортом. Запись эта свидетельствует, что Чокан лелеял мечту сделаться российским литератором и даже делал попытки что-то создать, подражая Гоголю и новому сатирику Щедрину, «Губернскими очерками» которого зачитывалась вся Россия. Гасфорт со своим монологом написан у Чокана преотлично. Передана и надутость, и ученость, и первородная глупость — портрет цельный и убедительный:

«— Да, матушка, муж твой был некогда романист, но занят крепко был, романист, да только, так сказать, не тово (улыбка), не сентиментальный, не тово, чтобы какая-нибудь Жорж Занд или Гоголь, что ли там у вас, господа, которым вы так восхищаетесь, я не нахожу в нем ничего. Я… (ковыряет между клыков). А сам я писал вроде Диккенса: в глубоко патетическом и вместе с тем в забавно-юмористическом тоне (выпивает последний глоток пива). Жаль, г-н В[алиханов], что этих романов теперь у меня нет, я бы дал бы Вам их в полное и неотъемлемое право («т» с особенным ударением и скрипом), если бы Вы их издали под своим именем, то, нет сомнения, Вы бы получили репутацию и авторитет лучшего писателя…»

Кроме этой сатирической сценки, дошедшей до нас в письменном виде, существовало — и ходило по Омску — множество анекдотов Чокана о Гасфорте, о том, как его превосходительство проектировал «вооруженные гумна». Или о том, как его превосходительство решил стать новым пророком… Одним из героев этой истории оказался сам Чокан.

Гасфорт поручил ему подготовить записку о древних верованиях казахов. Чокану представилась возможность продолжить спор с А. И. Левшиным, который, основываясь на ответе степняка на вопрос о вере: «Не знаю», сделал вывод, что казахи невежественны и никакой веры у них нет. Чокан написал для Гасфорта уникальную по сведениям записку о верованиях казахов, о почитании огня, о культе духа предков, о прочих духах: джиннах, албасты. О живущем в лесах лешем, которого казахи называют сорель. О кон-аяке, имеющем, по поверью, вместо ног ремни. О гадателях — кумалакчи и джаурунчи[38]… О том, как после смерти казаха в его юрте каждый день зажигают свечу у порога с правой стороны, а перед тем отворяют дверь, постилают белую кошму и ставят чашку с кумысом. Все это надо делать, потому что до сорока дней дух умершего посещает свою юрту.