Весна, воздух еще свежий, но солнце уже пригревает. Мы сидим в открытом кафе на Елисейских Полях, пьем вместе одну чашку чая и наблюдаем за прохожими.
– Люди на самом деле уродливы, не так ли? – вопрошает он, поморщившись.
– Что вы имеете в виду?
– Ты только посмотри на них! – говорит он. – Они просто люди. Я провожу столько времени в агентстве, что, пожалуй, никогда не вижу обычных людей… они выглядят ужасно.
– Думаю, вам нужно чаще выбираться, – отвечаю я, смеясь.
– Может быть. – Он пожимает плечами и продолжает: – Знаешь, возможно, у меня должна появиться подруга. Ты можешь быть моей подругой, Жиль. Готов стать моногамным. Одна женщина. Что думаешь?
– Конечно, думаю, мы могли бы попробовать.
–
Он оплачивает счет, и мы встаем. Он крепко обнимает меня и прижимает к себе всю обратную дорогу к агентству. Пока получаю почту, я шепчу Пеппер и прошу дать телефон врача, который мог бы порекомендовать мне средства контрацепции. Когда иду к выходу, Жеральд вручает мне записку, которая гласит:
Я иду к врачу Пеппер, который выписывает мне рецепт на противозачаточную диафрагму. У меня не было менструации с момента прибытия в Париж, так что он дает мне еще таблетку, которая должна восстановить менструации. В это время думаю, что нарушение цикла связано с изменением питьевой воды, но на самом деле я недостаточно ем.
Мало где мне так хорошо думается, как в самолетах, и во время полета в Сен-Тропе размышляю о Жеральде. Одну минуту я в радостном волнении, а следующую мне интересно, действительно ли он серьезно относится к отношениям. Мысленно возвращаюсь к ночи, проведенной в его постели, в надежде, что со временем он может стать хорошим любовником.
Участник съемочной группы отвез меня из аэропорта в отель в теплом, солнечном Сен-Тропе. Открываю деревянные ставни в своей комнате, чтобы взглянуть на гавань, наполненную лодками, и на склоны холмов, покрытые оранжевыми и фиолетовыми полевыми цветами. Даже постельное белье с цветочным узором выглядит солнечным и ярким.
Плюхаюсь на кровать, чтобы насладиться моим великолепным окружением, и тут назойливые вопросы вторгаются в мой мир:
В тот вечер я встречаюсь со съемочной группой и другими актерами в ресторане отеля внизу. Пока сижу среди них, чувствую, что мой мир медленно провисает. Мной овладевает синдром «туннельного зрения», и моей навязчивой идеей становятся разговоры, смысл которых не в состоянии уловить.
Я становлюсь параноиком, думая, что меня обсуждают. Неуверенность берет верх, и когда они смеются, начинаю думать, что смеются надо мной. Чувствую себя полным аутсайдером и не могу преодолеть это ужасное душевное состояние. В довершение ко всему у другой актрисы есть все физические данные, для меня не просто желанные, но необходимые – от узких бедер и длинных волос до идеально белых зубов. Это сводит меня с ума. Когда начинается съемка, я проглатываю все это и работаю профессионально, пою и танцую в этом глупом черно-белом костюме официантки. Но внутри меня смятение.
После недели съемок с облегчением возвращаюсь в серый дождливый Париж. Когда захожу в наш гостиничный номер, Скарлетт стоит перед открытым окном и курит. Она курит, только когда у нее стресс. Она оборачивается и говорит:
– Послушай, я не должна тебе этого говорить, но пока тебя не было, Жеральд попытался переспать со мной. Я устояла, но в следующий раз могу сдаться. Просто предупреждаю тебя.
Она отворачивается лицом к городу.
Честность Скарлетт моментально обнажает нрав Жеральда, и в долю секунды мое сердце рикошетом отскочило от радостного предвкушения встречи с ним к желанию никогда больше не видеть его мерзкое лицо.
– Знаешь, Скарлетт? – фыркаю я. – Если он таков, то я не хочу его. Угощайся им сама.
Как она могла поставить мужчину выше нашей дружбы? Ей нужен секс или помощь в модельной карьере? А Жеральд пытался сыграть с обеими одновременно? Может быть, он думает, что забавно попробовать стравить нас? Это не имеет значения в любом случае.
Я здесь не ради любви. Я здесь ради вырезок из Vogue Paris.
В следующий раз, оказавшись в агентстве, даю понять, что не буду участвовать в играх Жеральда. Продумав различные варианты, решаю полностью проигнорировать его, потому что у меня нет ни мужества, ни уверенности в себе, чтобы рассказать ему, что действительно чувствую. Моя внутренняя ярость, должно быть, заполнила все пространство комнаты.
На следующий день Пеппер жестом приглашает меня к своему столу и говорит:
– Я буду тобой заниматься. Освободи свой бук.
– Что? Зачем?