Вальхен

Сегодня они летают с утра. Опять звеньями по несколько штук и почти подряд. Я с ужасом думаю, что будет, если они решат бомбить наш завод — он же военный.

10 января

Британские самолёты летают каждый день. Теперь не только в сторону нашего города, но и куда-то ещё, севернее. На заводе от каждой смены выделяют бригаду — рыть щели, а остальных заставляют после смены копать ещё час-два, чтобы быстрее сделать убежища. Они хотят, чтобы вся смена завода могла в эти щели поместиться. Видимо, у них теперь нет столько занятых территорий в запасе, чтобы если что — пригнать новых рабов, и немцы будут стараться не подставлять нас под бомбёжки.

14 января

Сегодня британцы бомбили наш завод. Не в мою смену, правда. Девочки говорят: перепугались все до смерти. Но бригадиры не допустили паники и очень строго, организованно вывели всех в щели. Разбомбило приготовительный цех и тарный. Наши цеха целы. А в тарном погибли две девочки из нашего барака. Почему они не ушли в щель — неизвестно.

А сейчас нам идти на смену, и как мы будем работать — непонятно. Говорят, начальство очень следит, чтобы народ при бомбёжках прятался в щели, а не разбежался кто куда.

Валя

Снова город

Март 1944

В субботу, закончив дела пораньше, Тильман умчался на соседнюю ферму к другу Андреасу. Валя ни разу не видела этого парня, но Тиль о нём часто рассказывал. Ребята дружили со школы, и, хотя оба ушли после восьмого класса, дружба осталась, и они старались выкраивать в хлопотной фермерской жизни время для встреч.

Обычно Тиль улетал на велосипеде и возвращался поздним вечером, чтобы помочь с последними делами. И вдруг сегодня Валя увидела, что он возвращается буквально через час после отъезда.

— Тиль! А что это ты вернулся? Ой… — Валя вдруг увидела, что на нём буквально нет лица. — Что случилось?

— Где отец?

— В хлеву.

Тиль бросил велосипед и помчался в хлев. Валя — за ним.

— Пап, у нас, похоже, беда!

— Что такое?

— Ну то есть не у нас лично. У Анди…

— Да говори толком!

— Тётя Луиза там одна. Говорит, что Анди с отцом позавчера уехали в город и не вернулись. У них там сестра дяди Йохана в городе живёт. Они к ней поехали. Пап, мы не можем съездить? Узнать бы, что там. Я могу, конечно, и на велосипеде, но, может, там помощь нужна.

— Можно, но кто молоко после вечерней дойки сдавать будет?

— А мы с тётей Мартой не справимся?

— Ты что, Вальхен! Ты представляешь, сколько полный бидон весит? И как вы уедете? А дети? — Клаус обернулся к сыну. — Вот что. Давай-ка все выйдем на дойку чуть пораньше. Вчетвером быстро. Часам к пяти управимся и поедем сразу и молоко сдавать, и в город, а я ещё, может быть, заеду Франца проведать.

— Вы поедете к доктору Обермайеру? — спросила Валя. — Можно я с вами?

Они обсудили всё с Мартой, быстро закончили дела и, погрузив в телегу бидоны с молоком и корзину яиц, отправились в путь. Валя и Тиль уселись на задний бортик телеги, болтали ногами, смотрели на убегающую от них дорогу, обсаженную старыми раскидистыми липами, и разговаривали о том о сём. Девочка старалась отвлечь друга от тревожных мыслей об Андреасе и его отце, но всё же время от времени оба замолкали и задумывались: что они увидят в городе? О страшных ковровых бомбардировках городов говорили все в округе. Британские самолёты не трогали фермы, маленькие деревни и посёлки, если только рядом не было военных заводов. Но в городах, сообщали знающие люди, происходит что-то страшное.

Проехали мимо фабрики, что была недалеко от посёлка. Сквозь кованые ворота Валя успела разглядеть разрушенные здания и людей в серых рабочих халатах, разбирающих завалы. Увидев колонну женщин, которая шла с фабрики в сторону лагеря, Валя машинально схватилась за свой тёплый жакет — испугалась, что не пришила значок. Потом вспомнила: Клаус специально не велел, чтобы не привлекать внимания.

«Как хорошо, что даже в посёлке не все знают в лицо всех окрестных бауэров, — подумалось ей. — А в городе и подавно. Иначе несдобровать бы Шольцам за такие вольности в обращении с остами». Стук множества деревянных подошв эхом отзывался по улицам, заставляя жителей осторожно отходить в сторону. Следом двигалась колонна мужчин, тоже с голубыми знаками на груди, — её охраняли гораздо строже, чем женскую.

По пути сдали молоко и яйца, и, как только повозка стала легче, Клаус начал поторапливать коня. Валя видела, что старший Шольц тоже заметно нервничает.

Уже на окраине города было видно, как много в нём разрушено за несколько дней бомбардировок. Кварталы просвечивающих насквозь домов — одни стены. Улица, все дома на которой — и целые, и разрушенные — черны от гари.

— Что это так сильно горело? — тихо спросила Валя.

Тиль пожал плечами. Зато ответил Клаус:

— Это новое изобретение англичан. Я по радио слышал. Бомбы, которые устраивают на улицах целый огненный смерч. Сжигают всё подряд… Привет, война, вот мы и встретились снова… Кто бы мог подумать. — Клаус замолк, а потом, сменив тон, деловито спросил: — Тиль, ты адрес-то знаешь, где сестра Йохана живёт?

— Да. — Тиль назвал улицу и дом.