Вальхен

Как ты помнишь, я была в Гамбурге прошлой осенью, когда британцы его бомбили. Тогда я чудом спаслась и не смогла описать тебе весь тот кошмар, что творился в городе. Теперь он настиг нас в Берлине. Я слушаю британское радио, они опять говорят об «огненном шторме», считая опыт Гамбурга вполне успешным.

Тогда их нечеловеческие зажигательные бомбы падали на город сплошным дождём. Ветер (не знаю, какой больше — природный или от взрывной волны) добавлял огню силы. Пламя стеной неслось по улицам, как нам казалось, со скоростью самолёта. Мне повезло: я была в порту, и мы прятались в убежище у самой воды. В бывших складах пряностей. А в центре на узких старых улицах огонь высасывал кислород из бункеров и подвалов, поэтому даже не задетые ни бомбами, ни огнём помещения становились братскими могилами. Нам потом приходилось разбирать эти горы маленьких высохших заживо трупов. Уже позже, по дороге в Берлин, я слышала от людей, что столб дыма над Гамбургом был виден за десятки километров.

Чего англичане пытаются добиться своими атаками на гражданское население? Ужас, который творится теперь в Берлине при ковровых бомбардировках, вызывает у меня не желание сдаться, а наоборот — какую-то энергию, смешанную с непокорностью. Если они надеются этим сломить наш дух, то определённо облаивают не ту луну[110].

Женщины в очередях говорят, что ситуация безумна, что они уже хотят мира, и чем скорее наши власти его заключат, тем меньше риска, что сюда придут англичане или, не дай бог, — красные. По-прежнему слушаю американские и английские передачи и понимаю, что война уже точно проиграна. Остаётся надеяться только, что это будет скоро и что всё же придут американцы. Если придут красные — будет страшное. Они должны слишком сильно нас ненавидеть.

Наташа. Из дневника

14 мая 1944

Сегодня девчата с ночной смены принесли новость. Крым освобождён! Фашистское радио, конечно, такого не скажет, но на фабрике есть люди, которые слушают англичан (по-немецки) и даже наших по-русски. Говорят, что англичане вчера об этом сообщили.

У немцев с продуктами становится всё хуже. Это видно по тому, какие завтраки берут с собой на фабрику пожилые работяги. И всегда-то у них были скудные бутерброды или пустая картошка, а теперь многие и вовсе не обедают. И нас кормят всё хуже. С другой стороны, немцы сильно ослабили режим в арбайтслагерях. Теперь нам разрешается в нерабочее время уходить в город, когда хотим. Мы и в кино ходим, хотя значки на всякий случай по-прежнему прячем. А нередко отправляемся по соседним бауэрам в поисках подработки. У них полегче с продуктами, и они готовы платить едой. Иногда отдают даже одежду и обувь.

Между нашей частью лагеря и «иностранной», где теперь больше итальянцев, чем чехов, идёт оживлённый товарообмен. Деньги никому не нужны. У них есть посылки от Красного Креста раз в месяц, а мы что-то добываем сами.

Итальяшки весёлый народ, но лишний раз поработать — это не про них. Они не пойдут наниматься на прополку или посадку в выходной. Некурящие охотно отдают нам табак, который приходит в посылках, чтобы мы меняли его у бауэров на что-то нужное. Это такой взаимовыгодный промысел: часть полученного отдаём итальянцам, а часть — себе.