Обе собеседницы остаются недовольны разговором. Ирина хочет получить свой угол в столице как можно быстрее, а Валя прекрасно понимает, что она никогда не заработает дочери на этот самый угол. Впрочем, Валя действительно берет еще три подъезда. Чтобы успеть вымести из них мусор и хоть как-то очистить двор от снега, ей приходится вставать в пять утра. Она садится на первый троллейбус и едет на свой участок. Валя давно забыла про пересадку. Это выходит слишком дорого, а ей надо экономить. Она доезжает до «Молодежки» и дальше идет пешком.
– Не барыня, – говорит она сама себе, – выдержу.
К трем-четырем часам пополудни, нагруженная собранными на мусорке пустыми бутылками из-под пива, она вновь бредет через весь Больничный городок к Кольскому проспекту, где садится в троллейбус.
– Куда лезешь, бомжиха, – бурчит ей кто-то вслед.
Валя вздрагивает, как от удара, но даже не оборачивается. В словах неизвестного гражданина есть горькая правда. Нет, она, конечно, не бомжиха, но ее гардероб так давно не обновлялся, что полностью обветшал. И как поправить дело, она, если честно, не знает. Денег на себя у нее не остается. С жилплощадью в Москве для дочери, конечно, ничего не получается. Для этого Вале пришлось бы работать целые сутки напролет. Да и этого, наверное, было бы мало – уж слишком невелика зарплата дворника. Ирина, как и грозилась, разъезжается с забеременевшей Анькой. Теперь она снимает комнату одна. И эту комнату приходится оплачивать Вале. Тех денег, что зарабатывает Ирина в ларьке, ей с грехом пополам хватает только на еду и одежду.
– Не могу же я, мать, ходить чушкой, как ты, – говорит ей дочь по телефону.
Валя пытается обидеться, что-то возражает, но Ирина перебивает ее:
– Да ладно, как будто я не знаю. Мне Степка говорил.
– Что говорил? – дрогнувшим голосом интересуется Валя.
– Что ему стыдно за тебя перед дружками, – хмыкает Ирина.
И тогда Валя начинает подбирать одежду с мусорки. Только сейчас она замечает, что люди порой выбрасывают весьма хорошие вещи – гораздо лучше тех, которые носит сама Валя.
– Позор! – узнав об источнике материнского гардероба, брезгливо фыркает Степан.
– Зря ты так, сынок, – заискивающе улыбаясь, говорит ему Валя. – Хорошие вещи. Правда, очень хорошие. И почти новые. Людям деньги девать некуда, вот и разбрасываются. А мне пригодится.
– Мать, – покровительственно говорит Степан, – не мелочись. Когда я пойду работать, ты у меня в обносках ходить не будешь. Я тебе куплю все, что пожелаешь. Хоть шубу ту же. Хочешь шубу?
– Ой, да ладно тебе, сынок, – отмахивается Валя. – Нам бы комнатку какую-нибудь Ирине справить в Москве.
– Значит, будет тебе шуба, – небрежно бросает Степан. – Ты только подожди немного.
44
Валя ждет. Не шубы, конечно. Зачем ей эта шуба? Она ждет, когда же сын хоть как-то встанет на ноги. Степан, правда, пытается работать. Он устраивается разнорабочим на какой-то полувоенный заводик в Ленинском округе. Ездить туда далеко и неудобно. Особенно в первую смену.
– Сынок, ложись спать пораньше, – советует Степану привыкшая вставать ни свет ни заря Валя.
– Ты, мать, меня с собой не равняй, – огрызается Степан. – У меня хлопот много.
– Я понимаю, сынок, – охотно кивает Валя, – твое дело молодое.
И Степан регулярно продолжает просыпать ранний подъем. Всякий раз при этом ему приходится брать такси. Езда через весь город обходится недешево.
– А что делать? – возмущается Степан, требуя у матери деньги на очередную поездку. – Не получается у меня встать пораньше.
– Я понимаю, – снова кивает Валя. – Я, конечно, втянулась. А с непривычки-то оно трудновато.
– Да в твоем возрасте вообще спать вредно, – добавляет Степан. – Можно помереть во сне.
– Это точно, – хихикает Валя и лезет в карман своего видавшего виды пальтишки за стареньким потертым кошельком. – Ты уж, сынок, тогда меня бы хоть подбросил до работы, а? По пути же все равно.
– Ты что, сдурела? – брезгливо оглядывая мать, бурчит Степан. – Да меня с тобой в такси не пустят. Как глянут на твой лапсердак.
– Так шубу ты мне не купил еще, – обижается Валя. – Купишь – буду в ней ездить подъезды мыть да мусор выкидывать.
– Куплю, – бурчит Степан, беря протянутые ему деньги.
Но покупка Валиной шубы откладывается на неопределенный срок. Через две недели после трудоустройства Степан, помогая рабочим перегружать не то генератор, не то электродвигатель, тянет спину.
– Сходи к врачу, возьми больничный, – советует Валя, когда Степан возвращается с работы, кривясь от боли.
– Уроды, – бормочет Степан, – я им что, мальчик на побегушках? Я вообще не должен был эту железяку таскать. Да мастер настоял.
– Сломали сына, – стонет Валя. – Сам бы мастер и таскал свои железки. Ему за это деньги платят.
Тут Валя понимает, что сморозила глупость. Но материнское чувство переполняет ее и не дает здравому смыслу одержать окончательную победу.
– Ну, если не самому мастеру таскать, так нашел бы грузчиков, кому это положено делать, – бормочет она. – Не тебе же там за всех отдуваться. Ты там без году неделя.
– Две недели, – уточняет Степан, не поняв идиомы.
– К врачу надо, – настаивает Валя.