Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, она устраивается на работу дворником. Не в свое ЖЭУ, конечно, а в то, что рядом с домом.
– Хоть одна выгода, – убеждает саму себя Валя, – на работу ездить не надо.
Собственно говоря, других выгод у новой работы нет. Справляться с ней даже привыкшей к тяжелому труду Вале крайне тяжело. Ставку дворника она тянула и на прежней работе. Но ее родное ЖЭУ обслуживало хрущевки, в которых нет мусоропроводов. Подъезды, которые она убирает теперь, расположены в девятиэтажках. И таскать каждое утро корыта с помоями от мусоропровода к бакам просто невыносимо. Но что ей еще остается делать? Другой работы просто нет и не предвидится. Кому она нужна, в ее-то возрасте? Валя с содроганием ждет зимы, когда к корытам с помоями добавится уборка снега.
– Ты, мать, опять чудишь, – выговаривает ей Степан. – Ты бы еще возле нашего подъезда стала милостыню просить.
– А что такое, сынок? – не понимает Валя.
– Да то такое! – орет Степан. – Мне перед друзьями стыдно! Они ходят здесь и видят, что моя мамаша улицу метет, помои из подъездов выгребает! Как меня уважать после этого будут?
– Так не ты же помои выносишь, – успокаивает сына Валя. – А мне в моем возрасте уже ничего не стыдно. Прорвемся.
– Не позорь меня, мать! – орет Степан. – Ненавижу тебя! Всю жизнь ты мне пакостишь! Из-за тебя надо мной пацаны смеяться будут!
– Зря ты так, сынок, – бормочет Валя. – Любой труд не грех.
Но Степан не хочет ничего слушать. Истерики продолжаются. И он чуть ли не каждый вечер мотает матери нервы.
– Сынок, я вот что придумала, – через неделю или две идет Валя на мировую, присаживаясь к Степану на диван. – Я перейду в другое ЖЭУ работать. Чтобы тебя не позорить перед друзьями. Ладно? Так ведь хорошо будет, правда?
– Только подальше от дома, – бурчит Степан. – И не в центре. А то мы там в кабаках с пацанами зависаем. Чтобы ты не маячила рядом со своей метлой, как ведьма.
– Так вы же вечером зависаете, – гладит сына по коленке Валя. – А дворы с утра метут.
– Не в центре! – рявкает Степан, и его лицо багровеет от злобы.
– Хорошо, хорошо, – успокаивает сына Валя, – как скажешь. Дворников везде не хватает.
Потакая сыну, Валя переходит на работу в район больничного городка. Подальше от дома и глаз Степановых приятелей. А заодно и от ненавистных мусоропроводов. Зато теперь ей приходится ездить на работу с пересадкой.
– Да и ладно, – думает она. – Лишь бы в доме был мир.
43
Весной Ирина все-таки бросает институт. Она отучилась на инязе без малого пять лет. Те, кто поступали вместе с ней, уже вышли на диплом. А Ирина все еще на втором курсе.
– Какой-то заколдованный круг, – искренне поражается она, обсуждая с подругами свою учебу. – Не могу сойти с этого второго курса. Скоро дырки в учебниках протру, а толку ноль.
Подруги сочувственно хмыкают, качают головами и вздыхают:
– Трудное произношение, очень трудное.
Одна из них вместе с Ириной работает продавщицей в ларьке, другая – горничной в гостинице. Оценить значимость высшего гуманитарного образования им тяжело. Так что они всецело на стороне Ирины: институт давно пора бросить.
Оставив мысли о карьере переводчицы, Ирина, однако, остается в Москве. Она давно считает себя столичной жительницей и в захолустный, как она выражается, Мурманск возвращаться не собирается ни за что на свете.
– Мне, мать, нужна какая-нибудь жилплощадь, – говорит она Вале по телефону, в очередной раз требуя денег. – Или мне всю жизнь с Анькой комнатушку делить? Возраст у меня уже не детский: двадцать семь скоро стукнет. Да и Анька замуж вроде как собирается. Если, конечно, Лешка ее не обманет в очередной раз. А и обманет, так она того гляди забеременеет. И без всякого мужа. Сколько раз уже грозилась. С нее станется. Она отчаянная. Хочу, говорит, ребенка для себя лично. А с ребенком в одной комнате не выжить. Он будет орать целыми ночами. Да и вонять от него будет. Так что, мать, надо как-нибудь извернуться. Слышишь?
– Да как же нам справить тебе жилье в столице? – сокрушается Валя. – Там у вас цены несусветные, как ни изворачивайся.
– А если нашу трешку в Мурманске продать? – деловым тоном предлагает Ирина.
– А нам со Степаном где жить прикажешь? – не выдерживает Валя.
– Купите однушку, – оживляется Ирина, – а я себе комнату куплю в Москве. Степан пусть женится, нечего сидеть у мамочки на шее. И жену пусть берет с квартирой. Из богатых. И пусть валит с твоей жилплощади.
– Нет, дочка, это уж вы сами потом, когда я помру, будете квартиру делить, – огрызается Валя. – А пока я ее продавать не буду. Ты сама бы взяла да и вышла замуж за москвича с квартирой. Богатого.
– Кто ж меня возьмет, из ларька-то? – самокритично хмыкает Ирина. – На меня здесь никто и не глянет. А была бы у меня жилплощадь…
– Мы как-нибудь извернемся, дочка, – сдает позиции Валя. – Без продажи квартиры, я имею в виду. Я постараюсь. Возьму больше подъездов, ужмусь сама. Много ли мне надо? Постараюсь.
– Ладно, – бурчит Ирина, – посмотрим.