В конце концов, Степану удается пристроиться на какое-то суденышко, которое вот-вот должно прийти в Мурманск для смены экипажа. Валя не верит своим ушам, когда сын сообщает ей радостную новость. Но счастье ее длится недолго.
– Надо, мать, вещички закупить, – заявляет Степан.
– Типа? – не понимает Валя, уже забывшая о проводах в рейс покойного мужа.
Если честно, Пашку чаще всего приходилось в невменяемом состоянии отвозить в порт на такси. К этому, собственно, проводы и сводились.
– Типа сигареты, водку, – поясняет Степан.
– Ага, – кивает Валя.
– Деньги давай, – раздражается Степан и тут же гордо добавляет: – Не бойся, я тебе после рейса все отдам.
– Ладно, – машинально кивает Валя, все еще не веря в происходящее.
На материны деньги Степан накупает добра на несколько месяцев. А потом ведет Сашу (теперь он почему-то называет ее по-иностранному – Алексой) в ресторан, чтобы отпраздновать его отход. Проводы, включая кормежку косоглазой Алексы, влетают Вале в копеечку.
– Ты, мать, не мелочись, – укоряет ее Степан. – Я ведь надолго расстаюсь. Как говорится, ухожу в сиреневый туман.
Валя, как тот самый кондуктор, все понимает. Но отход «Летучего голландца», как про себя прозвала она судно, неожиданно откладывается. Вернее, не отход, а приход. Сдав улов где-то в Норвегии, чертова посудина снова уходит на промысел. Степан скуривает закупленные сигареты и выпивает водку. Проходит еще месяца полтора, и он сообщает матери хорошую новость: «Голландец» в порту. Впрочем, в качестве ложки дегтя Степан уточняет, что вместо очередного рейса судно поставят в ремонт. Причем в Норвегии.
– Мне боцман пообещал, что меня туда возьмут, в ремонтную команду, – сообщает матери Степан. – Так даже лучше. Будем стоять в порту и баксы рубить. Поняла, мать?
Вале вновь приходится раскошелиться на прощальный ужин Степана с Сашей-Алексой.
– Отъестся девка на моих деньгах, – неприязненно думает о худющей сыновой подруге Валя. – Пусть, правда, Степан после рейса мне их отдаст. Не обедняет.
Но Степана в ремонт не берут. Так что ему снова приходится ждать. И только осенью, спустя почти год после своего заявления о желании идти по стопам отца, Степан уходит в первый рейс.
50
Впервые за много лет Валя чувствует себя относительно свободной. Дети как-то пристроены: Степан в рейсе, а московская жизнь Ирины как-то стабилизировалась. Нет, дочке, конечно, ежемесячно надо посылать деньги, но Валя обходится для этого своей пенсией. Обрадованная подобным ходом вещей, она выпрашивает у начальства месяц отпуска и едет в Мариуполь навестить тетю Полю. По дороге Валя хочет на пару дней остановиться погостить у дочери. Но Ирина совсем не в восторге от подобной перспективы.
– Мать, ты лучше палтус привези, – дает она Вале указания по телефону. – И окуней. Ладно? Только не жмотничай, возьми нормальную рыбу. Чтобы не шкура да кости. И не на рынке. На рынке палтус не бери – они его там маслом натирают, чтобы плесень ушла. А он старый у них. Поищи, где посвежее. И окушка. Он тут хорошо под пивко пойдет. А насчет погостить, то это ни к чему. Тут тебе смотреть не на что. Ты что, в Третьяковку пойдешь?
– Может, я Ленина хочу в мавзолее посмотреть, – язвит Валя.
– Да в бичевнике, где ты убираешься, жмуров, наверное, каждый день находят, – фыркает дочка. – Не насмотрелась еще?
– А тебя проведать? – обижается Валя.
– Я к тебе сама приеду весной. Или летом, – отмахивается дочка. – А сейчас на вокзале встречу, рыбу передашь. И езжай себе в свой Мариуполь.
– А может, и ты бы со мной махнула? – неожиданно предлагает Валя.
– Чего? – фыркает дочка.
– Взяла бы пару неделек, а? – бормочет Валя.
– Ага, щас! – огрызается Ирина. – И буду там сидеть в двухкомнатной хрущевке с двумя старухами. Радость какая. Не блажи, мать, вези палтус с окунем и отдыхай сама.
– Ну, как скажешь, дочка, – бурчит Валя.
На этом разговор заканчивается. Ирина встречает Валю на Ленинградском вокзале, забирает пакет с рыбой и тараторит:
– Все, мать, бегу. Некогда. На Курский сама переберешься. Тут рядом. На метро. Не заблудишься. Рада была тебя видеть.
Валя даже не успевает толком рассмотреть дочь, а та уже исчезает, растворившись в толпе пассажиров. Проехав еще сутки в грязном и облезлом украинском поезде, Валя прибывает на родину. На вокзале она долго ждет троллейбус. А потом пытается заплатить в нем российскими рублями.
– Ты чего, бабка, мне суешь? – возмущается кондукторша. – Гривны у нас.
– А где же я их возьму? – теряется Валя.
– Поменять надо было гроши, – сочувственно говорит ей устроившийся на соседнем сиденье пожилой дядька.
Валя вздыхает и встает, чтобы выйти на следующей остановке.
– Ты куда, мать? – окликает ее дядька.
– Деньги менять, – бурчит Валя.
– Брось, мать, садись, – машет рукой дядька и поворачивается к кондукторше, протягивая ей деньги: – На, доча, я заплачу за женщину.
– Зачем, не надо, – отнекивается Валя.
Но дядька только отмахивается:
– Поезжай, мать, куда собралась.