Валькина жизнь

После разговора с сыном Валя долго сидит на стульчике в больничном коридоре и смотрит сквозь запыленное и затянутое решеткой окно на улицу.

– Не надо было в больницу ложиться, – думает она. – Знала ведь, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Потом она идет к заведующему отделением и требует, чтобы ее поскорее выписали. Врач лишь устало разводит руками. На следующее утро Валя отправляется домой. А еще через день снова выходит на работу.

71

Проработать ей удается лишь пару недель. Потом ее вызывают в контору, где мастер разговаривает с ней на повышенных тонах.

– Валентина Николаевна, – орет мастер, – вы меня хотите под монастырь подвести, да? Вы хотите, чтобы мои дети мне носили передачи в тюрьму? Чтобы они росли без матери?

Валя молча слушает всю эту тираду, не понимая ее причины.

– Неужели дворничихи пожаловались, что я заняла у них деньги и теперь не отдаю? – думает она. – Что если теперь долг начнут вычитать из зарплаты? И сколько они смогут удерживать? По закону, конечно. Наверняка есть закон, ограничивающий процент, который можно удерживать из зарплаты.

Потом Валя вспоминает, что, скажем, алименты могут достигать пятидесяти процентов заработка. А значит, наверное, и с нее смогут удерживать столько же. И тогда она не сможет посылать Ирине в Москву оговоренную сумму. Если, конечно, Степан не устроится на работу. Но он, похоже, на нее никогда не устроится.

– Вы этого хотите, Валентина Николаевна? – прерывает ее размышления мастер. – Смерти моей хотите?

– Как? – пугается Валя.

– Вы меня даже не слушаете, – всплескивает руками мастер. – Почему вы не сообщили, что вам положен перевод на легкий труд?

– На легкий труд? – переспрашивает Валя.

– А вы как думали? – орет мастер. – После предынфарктного состояния вам разве можно ломом махать? Я ведь случайно узнала, что у вас за болезнь была.

– Бюллетень же, – бормочет Валя.

– Что «бюллетень»? – снова всплескивает руками мастер. – Там теперь диагноз не пишут. Врачебная тайна. Может, у вас ОРЗ было или эта, как ее, ОРВИ. Мне откуда знать? Хорошо, что сказали мне о вашем сердце.

– Я на легкий труд не прошусь, – мотает головой Валя, – мне этого не надо. Я как стояла на своих подъездах, так и буду стоять.

– Вы на них ляжете, – качает головой от ее непонятливости мастер. – Вам немедленно надо на медкомиссию. Но только она вас на работу дворником не выпустит. Потому что нельзя.

– Я готова работать, – протестует Валя.

– Вы меня не слышите, да? – вновь повышает тон мастер. – Вы помрете на своих подъездах, а мне за вас отвечать придется. Меня посадят за вас, понимаете?

Тут до Вали доходит смысл разговора. И он пугает ее еще больше, чем подозрение в том, что с нее будут взыскивать долги. Она понимает, что ее собираются и вовсе уволить. И что другой работы ей больше не найти.

– Я готова работать, – повторяет она почти умоляюще, – дворников же не хватает.

– Не хватает, – вздыхает мастер. – И что с того?

– Можно же как-то все устроить? – предлагает Валя и добавляет для чего-то: – Пожалуйста.

Мастер неожиданно теряет свой боевой запал и превращается в обычную усталую бабу, которую все достало до чертиков.

– Присаживайтесь, Валентина Николаевна, – говорит мастер. – Давайте подумаем.

Думать, однако, приходится только мастеру. После чего она предлагает следующий вариант: Валя немедленно увольняется по собственному желанию. А спустя пару дней ее снова берут на работу, но уже по краткосрочному договору. Впрочем, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное. Так что краткосрочный договор можно будет перезаключать и перезаключать до бесконечности. И каждый раз Вале будет выдаваться направление на медкомиссию. Но проходить ее она не будет.

– Если что, – говорит мастер, – будет какая проверка, скажете, Валентина Николаевна, что я вас на медкомиссию направляла, даже настаивала, а вы туда не пошли. Понятно?

– Понятно, – послушно кивает Валя.

– А я в бумагах все эти направления буду должным образом фиксировать, – деловым тоном добавляет мастер. – Это на случай, если вы помрете с ломом наперевес. Скажу, что направляла к врачам регулярно, к работе допускала исключительно временно и тыды и тыпы.

– Хорошо, – кивает Валя.

– Тогда пишите заявление, – предлагает ей мастер, подсовывая лист бумаги и ручку.

И хитроумный план тут же приводится в действие. Но успокоиться у Вали все равно не получается. Ее телефонные разговоры с Москвой становятся все более напряженными. Ирина требует свою часть от размена отцовской, как она выражается, квартиры.

– Эту квартиру я получала, милочка, – в сердцах напоминает дочери Валя, – а не твой отец-алкаш. От него вам всем и комнатушки в коммуналке бы не досталось.

Но Ирина и слушать ничего не хочет. С годами она стала неожиданно тепло вспоминать об отце, на похороны которого в свое время Валя с трудом ее затащила.

– Квартирку вы распилили со Степочкой своим и его проституткой, – кричит Ирина в трубку, – а я в стороне осталась.

– Для тебя моя нынешняя квартира припасена, – напоминает ей Валя. – Дарственную я тебе написала, забыла?