Валленштейн

— В таком случае тебе придётся выдать герцогу и самого епископа, ибо я выполняю личный приказ его преосвященства. К твоему сведению, я не только простой монах-минорит и фискал святой инквизиции, но и коадъютор ордена иезуитов. Не вы ли, учёные-братья доминиканцы, старались убедить его святейшество Римского Папу в том, что мы воины Иисуса не верные слуги Господа нашего, а стадо таких же грязных и жирных свиней, как и вы? А ведь это вас, грязных, мерзких свиней следует гнать железным посохом к морскому обрыву, а ещё лучше к адской пропасти, ибо в вас давно вселился дьявол! Я же со своими послушниками, — говорил спокойным, почти равнодушным голосом Хуго Хемниц, указывая на графа Пикколомини и три мрачные фигуры в чёрном, — выполняем личный приказ его преосвященства. Или ты, аббат, собираешься не подчиниться этому приказу и всё ещё хочешь выдать меня и самого епископа герцогу? — ловко свалил коварный иезуит всю вину за похищение дочери герцога на епископа и заодно постарался впутать в это грязное дело также и аббата со всей его братией.

— Я только хотел сказать... — промямлил ошарашенный аббат, не ожидавший такого откровения от простого минорита, поэтому не на шутку перетрусивший.

— Ты хотел сказать лишь то, что мог сказать в силу своей глупости, — безжалостно оборвал его Хемниц, окончательно сбросивший маску всякого приличия и благопристойности, свойственной служителю Церкви. — Я это тебе прощаю, аббат, но хватит болтать. Нам пора возвращаться в Шверин, чтобы успеть к казни барона фон Рейнкрафта — мы должны быть вне всяких подозрений и обязаны присутствовать на этой казни, которая благодаря нам теперь обязательно состоится. Я поеду вперёд и разведаю дорогу на случай, если в окрестностях монастыря пошаливает гнусная шайка разбойников маркграфа фон Нордланда. Вы же вместе с графом Пикколомини, каждый в своей карете под охраной двух моих послушников, выедете из монастыря спустя два часа. Я вас встречу на дороге, ведущей в Шверин.

По прошествии указанного коадъютором времени две кареты, запряжённые четвёрками добрых коней, тяжело переваливаясь на мягких рессорах, выкатили через распахнутые ворота монастыря на широкую, покрытую многочисленными лужами после недавнего ливня дорогу.

Настоятель удобно расположился в своей белой карете, которой вместо монастырского кучера правил мрачный и молчаливый Колченогий Фриц. Аббат Кардия весьма неохотно согласился на замену своего кучера, которого очень любил, и поэтому на всякий случай прихватил с собой двух рослых плечистых послушников, вооружённых пистолетами и короткими шпагами. Последние разместились на запятках кареты. Будучи жестоким и злопамятным по натуре, аббат поклялся отомстить проклятому дерзкому иезуиту самым жестоким образом, используя свои тесные связи с римской курией. Он был глубоко уверен, что возмездие не заставит себя долго ждать, ибо генерал ордена Святого Доминика, архиепископ Мараффи люто ненавидел отцов-иезуитов. Также не пылали особой любовью к ордену иезуитов и его высокие покровители в Ватикане. Вскоре, успокоившись, он стал размышлять о более приятном, а именно о предстоящей казни барона фон Рейнкрафта. Ритмичное покачивание кареты, мерный стук копыт, редкое щёлканье кнута и даже незнакомый посвист чужого кучера, понукавшего лошадей, убаюкали аббата.

Из дремоты его вывело восклицание кучера, который, постучав кнутовищем по крыше экипажа, показал аббату на что-то вдали, у самой кромки леса. Тот рассеянным взглядом проследил за жестом Фрица и увидел во весь опор мчавшихся к ним двух всадников. Душа трусливого аббата сразу ушла в пятки, но вскоре, узнав Хуго Хемница и графа фон Лауэнбурга, он успокоился.

Коадъютор не торопясь подъехал к карете аббата Кардиа, достал из складок сутаны два пистолета и, не говоря ни слова, выстрелил в голову одному из монастырских служак, стоящих на запятках кареты. Другой послушник, взятый аббатом для охраны, хоть и был вооружён двумя пистолетами и шпагой, проворно соскочил с запяток кареты и бросился наутёк, но прозвучал второй выстрел, и он, взмахнув руками, ткнулся лицом в грязь, получив пулю в затылок.

— Что это значит? — пролепетал насмерть перепуганный аббат Кардиа побелевшими губами.

— Ничего особенного, ваше преподобие!— успокоил его Хуго Хемниц и мрачно улыбнулся. — Ad malorem Dei gloriam![235] Эти два негодяя предали дело Святой Католической церкви и вступили в преступный сговор с еретиками, с маркграфом фон Нордландом, на шайку которого я только что наткнулся и лишь чудом спасся. Ещё немного — и мы все бы попали в засаду! — И иезуит снова криво улыбнулся. — С минуты на минуту сюда нагрянут люди проклятого бастарда и, если мы не примем немедленные меры, нам придётся очень туго, и особенно вам, ваше преподобие, ибо разбойники намереваются поглумиться над вами, как над застигнутой на большой дороге беспомощной женщиной, и затем вздёрнуть на ближайшей осине.

— Тогда немедленно поворачиваем назад! — забеспокоился насмерть перепуганный аббат.