Валленштейн

Да, взгляд Флории-Розанды очень не понравился одному из самых сановитых бояр при дворе господаря, чернобородому, могучему красавцу и лучшему воину Молдавского княжества, спэтару Урсулу, и он решил дать впечатляющий урок заезжему рыцарю, поклявшись, что на глазах у княжны и всего двора превратит наглеца в жалкого евнуха. Поза рыцаря, который стоял повернувшись чуть ли не во фронт навстречу скачущему во весь опор всаднику, как нельзя лучше подходила для этой деликатной операции.

Расстояние между всадником-исполином и пешим воином сокращалось с каждым мгновеньем. Казалось, через миг пика насквозь проткнёт беспечного рыцаря, и он очутится в положении нанизанного на булавку энтомолога несчастного жука, ведь все присутствующие даже не подозревали о хитроумном замысле спэтара Урсула.

Флория-Розанда в ужасе чуть не отвернулась, но чудовищным усилием воли заставила себя глядеть на происходящее. Но ничего особенного не случилось. Валленштейн хладнокровно сделал красивый ловкий вольт[80] в правую сторону, пропуская смертоносное остриё пики буквально на расстоянии нескольких дюймов от своих бёдер, и мощным мастерским ударом шпаги перерубил ясеневое дерево.

Оказавшись вооружённым деревянным обломком древка пики, спэтар Урсул пришёл в ярость. Отшвырнув в сторону бесполезную деревяшку, он выхватил из роскошных ножен кривую турецкую саблю и, несмотря на предостерегающий окрик княжича, бросился на рыцаря.

Валленштейн, казалось, был заранее готов к такому повороту событий и был совершенно спокоен — в иезуитском коллегиуме его обучали сражаться пешим против всадника, вооружённого клинком, — немигающим взглядом хладнокровно наблюдал, как на него несётся, размахивая над головой сверкающим кривым клинком, орущий от ярости всадник. Ситуация была непростой. Спэтар Урсул действительно был одним из лучших фехтовальщиков княжества, и Валленштейн, видя, как тот описывал над головой немыслимые вензеля сверкающей молнией клинка, оценил умение противника орудовать клинком. Было ясно, что спэтар намерен снести ему голову с плеч долой. Многие из присутствующих на поединке, в том числе и Флория-Розанда, прекрасно знали, что спэтар и княжич частенько оттачивают своё мастерство владения саблей на пленниках и достигли в этом заметных успехов.

Когда конь вплотную надвинулся на Валленштейна, едва не сбив его с ног своей могучей грудью, а всадник уже привстал в стременах, чтобы вложить в удар всю силу и тяжесть своего громадного тела, рыцарь отработанным приёмом зашёл противнику с левой стороны. Урсул тотчас поднял коня на дыбы, остановив его на полном скаку, но пока перебрасывал саблю в левую руку, Валленштейн, прикрываясь клинком шпаги, в мгновенье ока выхватил из-за голенища ботфорта острый, как бритва, кинжал и одним движением перерезав подпругу на брюхе коня, тут же отскочил назад, уходя от удара саблей, которая уже со свистом рассекала воздух над его головой. Взмах был очень мощным и, пожалуй, рассёк бы не только череп Валленштейну, но и грудную клетку чуть ли не до пояса, однако кривой турецкий клинок рассёк пустоту. Все присутствующие ахнули — спэтар оказался под копытами собственного коня, растянувшись во весь рост на земле.

Валленштейн немедленно очутился возле него и приставил к глотке незадачливого вояки остриё шпаги. Спэтар сильно ушибся при падении и даже не пошевелился, лишь прошептал побелевшими губами:

— Полно тебе, я сдаюсь!

Господарь от досады почти до крови закусил нижнюю губу, что было верным признаком гнева, и велел спэтара немедленно выпороть и прогнать на неделю с глаз долой.

Епископ Пазмани продолжал сохранять невозмутимый вид, хотя и был до глубины души поражён отчаянной храбростью и умением владеть оружием рыцаря Валленштейна. Рейтары и казаки с трудом сдерживали смех. Особенно их позабавила очередная порка. Пушкари отнеслись к ней, как в высшей степени ответственной работе и принялись весьма усердно обрабатывать плетьми на редкость упитанную волосатую задницу грозного спэтара. У рейтар и казаков ещё помнили то, как доблестный спэтар Урсул поступил с ни в чём не повинными готарниками и таможенниками в Сирете, правда, через некоторое время они с удивлением узнали, что от вездесущего спэтара доставалось даже пырколабам[81], которые потом долгое время могли спать только на брюхе и есть стоя.

— Может, и со мной сразишься таким манером? — обратился к Валленштейну княжич, с огромным трудом сдерживая готовое вырваться наружу бешенство.

Рыцарь в ответ лишь с готовностью поклонился и снова закинул шпагу на плечо.

— Подойди сюда! — грозно повелел своему отпрыску господарь.

Тот немедленно соскочил со своего великолепного арабского скакуна и бросил поводья коноводу, стоящему у специального железного столба, на котором имелись три четырёхдюймовых[82] кольца: золотое, серебряное и медное, к ним, в зависимости от своего положения при дворе господаря, каждый боярин привязывал коня. Поводья аргамака княжича, естественно, были привязаны к золотому кольцу.