Вальпургиева ночь

Когда Дарок вместе с Портретом за пазухой и с амулетом на шее вернулся в особняк, уже смеркалось. К его полнейшему удивлению на пороге его ожидала всё та же толпа, что явилась к нему в дом ранее. Только теперь люди были вооружены кто чем: палками и рогатками, кольями и лопатами. Впереди стояли Брэшен и Олав, собранные, словно к очередной баталии. Карл Дорсли, видимо, решил, что одного его вида хватит, чтобы напугать стаю ведьм. Но больше всего удивила Эмма, в руках она держала сковородку.

— Мы идем с тобой, эрл, — заявила матушка Табита, выходя вперед.

— Это исключено, — ответил Дарок и обратился к Брэшену и Олаву: — Вы готовы?

Мужчины кивнули.

— Тогда идем.

Толпа возмущенно загудела.

— Эй, погоди-ка, вождь, — как всегда, первой взяла слово матушка Табита, держа в руке огромное весло. — Не тебе одному дорога жизнь Шанталь.

— К тому же вам троим не справиться с целой толпой обезумевших ведьм, — добавила Эмма.

— Ну, уж ты-то точно остаешься дома! — сердито пригрозил ей Брэшен. — Вооружившись сковородой, ты показала «поразительный» пример трем воинам.

Эмма капризно надула губы, но, к полному изумлению Дарока, спорить передумала.

— Не стоит забывать, что мы идем бороться против темных сил, а потому молитва Матери Прародительнице будет в помощь, — заявил жрец Трюд и продемонстрировал свои богатства: — Это святая вода, а это мешочек с землей из сада в молельной Орпы.

Дарок оглядел всех собравшихся и устало вздохнул. Ему импонировало, что такое количество людей хотят помочь его возлюбленной, но он боялся за их жизни.

— Ну, хорошо, — нехотя согласился мужчина. — Но предупреждаю, вы не знаете, с чем мы столкнемся, а потому прошу каждого лишний раз подумать, готов ли он рисковать собственной головой.

Воцарилась долгая пауза, но никто не отступил.

— Очень миленько, но только вот что я тебе скажу, — раздался недовольный голосок под рубахой Дарока.

Все изумленно охнули, и мужчина был вынужден вынуть Портрет и продемонстрировать его остальным. Когда удивленные возгласы поутихли, Голбешник продолжил:

— Молитва и меч — это все конечно хорошо, но не стоит забывать, что вы идете на битву с магией, а значит, среди вас должен быть хотя бы кто-то, владеющий волшебной силой.

— А разве ты не владеешь? — удивился Брэшен.

— Я советчик, а не колдун, — огрызнулся Портрет

Возникла затяжная пауза.

— Есть только один человек в Маам Кроссе, способный противостоять колдовству Драгонешти, — заявила спустя несколько мгновений матушка Табита.

Дарок сердито отмахнулся, догадываясь, о ком ведет речь женщина, но та его уже не слушала. Снова превратившись в строгую хозяйку таверны, она, перекинув весло через плечо, стала раздавать приказы:

— Деника, Лагерта, Стеймун, живо дуйте домой и разбудите эту старую пьянь. Хоть петуха ему под ухо суньте, хоть ушатом колодезной воды окотите, но чтобы он у меня как огурец был. И тащите его на Лысую гору. Да поторопитесь!

Дарока поразил рьяный настрой, вот только он едва ли верил, что из этой затеи что-нибудь получится.

Когда Шанталь очередной раз пришла в себя, наступила глубокая ночь. Над Лысой горой взошла полная луна. Неистовый разгул нечистой силы был в разгаре. Кругом горели костры, самый большой и высокий находился рядом с девушкой. Она по-прежнему лежала связанная на алтаре, и жар костра опалял ее тело. Чаша с кровью, наполненная почти до краев, стояла теперь возле ее головы. А руки и ноги были изрисованы пентаграммами демона.

Кругом стояли шум и суета. Обнаженные ведьмы и ведьмаки, хохоча и издавая звуки животных, кружились в странных танцах вокруг костров. Кто-то летал по поляне на метле, кто-то бегал вприпрыжку с зажженными факелами в руках, а кто-то, войдя в транс и закатив глаза так, что были видны одни белки, тревожили души усопших. Кругом валялись черепа животных, а рядом с ними ведьмы на глазах у всех устраивали оргии, бесстыдные пляски и пьянство. Они шутили, кричали, делились тем, какие козни совершили за прошлый год.

Шанталь попыталась собраться с мыслями. Лицо пылало, перед глазами кружились звездочки. Ее на секунду закрыла тень крыла, а затем на грудь сел ворон.

— Паршивая овца, шлюхина дочь, поганая кровь, — закаркал Эвклид и склонил свою черную головку к лицу девушки.

Шанталь отпрянула, как могла.

— Я всегда знал, что от тебя один вред. Я чувствовал, нет, был уверен, что ты принесешь нашему клану беду. Ну, ничего, скоро ты поплатишься за все, что учинила. Мы отдадим тебя Деволу, он придет за тобой, выпьет твою кровь и начнет медленно есть твою плоть, отрывая по кускам. И ты умрешь в страшных муках.

Шанталь испугали слова Эвклида, она не подозревала, что ее ждет такая участь. Точнее, знала, что из нее хотят сделать жертву, но чтобы на обмен демону… Означает ли это, что Сгаташ потребует от него что-то взамен?

Видя замешательство на лице девушки, ворон ехидно закаркал.

— Что, удивлена, какую безумную боль тебе придется испытать? Небось колени дрожат?