«Ну, здравствуйте, старший следователь Крошина Елена Денисовна, – начиналось письмо. – Наконец-то появился шанс встретиться. Хотя о чем это я? Не будет никакой встречи, вам просто не по способностям узнать и понять, кто я. А я есть, я рядом. Но вы слишком высоко вознеслись, чтобы замечать хоть кого-то вокруг. Вам понравилась моя задумка, правда? Все очень красиво – и одежда, и музыка… В этом мире нет ничего, что я ненавижу сильнее, чем эту мелодию. Ничего. Даже вас я ненавижу не так сильно. А сейчас меня переполняет гордость за себя – вы, такая умная, успешная, правильная, никак не смогли меня вычислить и остановить. А самое приятное в этом то, что вы будете удивлены, когда все закончится, и вы, наконец, поймете, кто я. И удивлению вашему не будет предела, уж поверьте. Очень жаль, что Воронковой так не идет рисунок платья. Но, думаю, это не будет беспокоить ее после смерти, правда? Если, конечно, вы не сумеете угадать, кто я. Но я все еще помню, как вас считали самой умной, самой способной, так что не теряю надежды на встречу. Вы ведь примените все свои способности, чтобы вычислить место, где сейчас так некомфортно проводит время ваша подруга? И придете туда за ней. Итак, у вас есть ровно сорок восемь часов, Елена Денисовна. Сорок восемь – ни секундой больше. Иначе со своей подругой вы встретитесь только на лавке возле кинотеатра «Юбилей». Если же вам все-таки удастся каким-то образом догадаться, кто я, то вы сможете найти ее раньше, чем я закончу, и она останется жива. Не обольщайтесь – меня при этом вы все равно не поймаете и не посадите. И я так и останусь вашим нераскрытым делом. Будете помнить меня всю жизнь – так, как помню вас я. Откланиваюсь. Время пошло с 15.00 сегодняшнего дня. Сорок восемь часов, Елена Денисовна, сорок восемь часов…»
На этом письмо обрывалось. Лена совершенно обмерла от охватившего ее ужаса, не могла ни пошевелиться, ни дышать, словно ее парализовало.
«Я даже близко не представляю, кем может оказаться этот урод, – думала она, стараясь справиться с паникой. – Кем угодно… Тем, кого я когда-то посадила. Тем, кого подозревала беспочвенно. Кем угодно. И я должна найти его, иначе погибнет Юлька».
Сумев кое-как справиться с собой, Лена снова взяла фотографию, пытаясь рассмотреть как можно тщательнее каждую деталь. Ничего не наталкивало ее на мысли о хотя бы приблизительном месте расположения этого странного помещения. Стул, к которому была привязана Воронкова, выглядел очень старым – такие уже давно в лучшем случае увезли на дачи, а то и просто выбросили. Вдоль стены виднеются какие-то полки, но назначение их непонятно, они пусты, местами поломаны. Остатки противопожарного щита – именно остатки, на уцелевшем крюке конусообразное ведро, рядом лопата с отломанной ручкой. На полу кирпичи – целые и битые, как будто что-то разбирали и сваливали их в кучу, чтобы потом отсортировать.
– Не за что зацепиться… – Лена отложила фотографию, спрятала на секунду в ладонях лицо, снова, убрав руки, посмотрела на снимок – такое упражнение иногда позволяло ей взглянуть на картинку под иным углом и найти то, что раньше «попадало между глаз», как называл это Паровозников, знавший об этой ее привычке.