Вальс под дождём

Оказалось, что Таисия моя — белошвейка, единственная дочка старшего дворника. А старший дворник, надо тебе сказать, — это, считай, домоуправ. Да и белошвейки высоко ценились. Иная белошвейка не хуже офицера зарабатывала. Но самым плохим оказалось то, что Таисию успели просватать, да не абы за кого, а за купеческого сынка с круглым капитальцем. Казалось бы, куда мне с ним тягаться? Но я тоже не лыком шит. Думал я думал и скумекал не выпускать свою зазнобу из виду, а там, глядишь, и случай представится. И точно! Оказия подоспела на Троицу, когда на Девичьем поле развернулись народные гулянья. Гуляет, значит, там моя Таисия, рядом с ней женишок шелестит, знаки внимания оказывает. А надо признаться, тот купчик был смазливенький, с усиками в ниточку, волосы на пробор набриолинены, а ради пущего форсу золотая цепочка от часов по жилету пропущена. Я позади них в отдалении волочусь, кулаки чешутся — так подмывает с женишком один на один потягаться. На поле кругом балаганы развёрнуты, зазывалы на всякие соревнования приглашают: то на шест залезть, то канат перетянуть, то в кулачном бою приз выиграть. Если бы купчишка хоть к чему-то пристроился, то я бы с ним силой померялся, но куда там! Он только в балаганы заглядывает и в палатки со всякой всячиной. Дошли мы до центра, и там посредине круга воздушный шар с корзиной, монгольфьер называется. Шестеро мужиков верёвки от корзины держат, а главный в рупор кричит толпе:

«Приглашаю вас, господа хорошие, совершить воздушное путешествие и представить себя вольной птицей. Есть ли среди вас смельчаки?»

Меня словно в спину толкнули.

«Есть, — кричу, — есть! — И шмыг боком к купчику: — Не хотите ли составить мне пару? Плачу за всех!»

А сам на Таисию смотрю, глаз не могу отвести.

Купчик вдруг как-то скукожился, притих и боком-боком шмыг в сторону.

«Нет, — говорит, — путь другие дураки летают».

Только я хотел ответить ему по-нашему, по-рабочему, как вдруг Таисия делает шаг ко мне и говорит:

«Я полечу!»

«Девка, девка полететь хочет!» — зашумели в толпе.

«Ой, лихо, скоро бабы портки наденут!» — с посвистом захохотал бородатый мужик у самого края круга. Я двинул ему локтем в бок и взял Таисию за руку.

Савельич смахнул слезу.

— Так и держал с тех пор её, любу мою, не выпускал, пока она сама от меня не упорхнула. А на шаре мы с ней полетали! Взлетели незнакомцами, а спустились женихом и невестой. О как бывает!

От его рассказа я захлюпала носом.

— Она всё равно с вами, Василий Савельевич, Таисия ваша. И сейчас здесь, с вами, и хочет, чтоб вы жили дальше, сыновей дождались, внуков понянчили.

— Всё так, — медленно произнёс Савельич. — Я бы тебе ничего не сказал, если бы свет не выключили. А в темноте вроде как сам с собой говоришь. И ещё в одном тебе признаюсь, хоть ты и комсомолка. — Он сделал паузу. — Я молюсь за них за всех, за жену и за сынов.

Вскочив, я обняла его за плечи и на ухо прошептала:

— Василий Савельевич, я тоже молюсь за одного человека. — Я хотела добавить, что за меня молится баба Лиза, но тут дали свет. Я посмотрела на цеховые часы и ахнула: до конца смены всего ничего, а норма не выполнена, теперь не наверстаешь. Я включила станок и склонилась над резцом. Витой лентой стружка поползла на пол, тускло отблёскивая свежим металлом. За каждый снаряд, который вовремя не попадёт на фронт, наши солдаты рассчитаются жизнью. Рядом, хрипло дыша, работал Савельич. Дробно бил молот пресса, звенели отливки, стучали по полу колёса тележек. Через проход, стоя на высоком ящике — иначе недоставал до станка, — выгонял норму четырнадцатилетний Костик с помятым сонным лицом. За окном медленно занималась заря нового дня, который закончится очередной сводкой Совинформбюро.

ВЕЧЕРНЕЕ СООБЩЕНИЕ СОВИНФОРМБЮРО

5 ИЮЛЯ 1943 ГОДА