В воскресной школе нам рассказывали о девочке Бернадетте, которой явилась Дева Мария, и я подумала было, что, возможно, Ты – Сын Божий, но у Тебя нет ни усов, ни бороды и волосы короткие. Ты ничем не напоминаешь Иисуса, одно определенно – вы оба мужчины. А эта девочка, Бернадетта, регулярно видела Деву Марию и стала святой. Я очень вдохновилась этой историей и решила отныне глядеть в оба, то есть получше, чтобы понять: нет ли у нас здесь где-нибудь женщины в прекрасном белом одеянии, но трудность в том, что я никогда не бываю на улице одна, а для таких богоугодных дел, как явление божьих ликов, думаю, нужно все-таки ходить одной, а не тащиться за руку со взрослыми. Поэтому я немножко поиграла и повоображала себя Бернадеттой, но потом мне это быстро надоело, ведь я не знаю, как у нее обстояли дела в оставшееся свободное время, когда Мария ей не являлась, нам не рассказывали.
Ты не кажешься потусторонним, но что, если Ты все-таки святой, просто я не могу тебя идентифицировать? Идентифицировать – значит распознать из многих других, но я плохо представляю, как выглядят святые, и не знаю, где посмотреть их фотографии. Судя по тем ликам и статуям, что есть в костеле, Ты совсем на них не похож. И одежда у Тебя другая, обыкновенная: рубашка, брюки, сапоги и сумочка на боку.
Я спросила у Бабы, как выглядят святые и часто ли они являются простым людям, она тоже не знает точно, как они выглядят, но, по ее словам, являться могут, скорее, демоны, посланники дьявола. Чтобы искушать людей и вводить их в грех. Я спросила, что значит – вводить в грех, и она ответила: вынуждать совершать поступки, которые заставляют Бога плакать. Я и допустить не могла, что Бог, оказывается, способен плакать. Думаю, пусть и не умышленно, но Баба ввела меня в заблуждение. Поэтому спросила: разве Бог сам не заставляет людей плакать и такой ли уж он безупречный?
Баба почему-то жутко рассердилась, сказала, что своими словами я только что согрешила, и, когда наконец – наконец-то! – состоится мое первое причастие, этот грех обязательно нужно будет упомянуть во время исповеди в числе прочих. А в конце добавить: больше грехов не помню, искренне о них сожалею, обещаю исправиться. «В числе каких прочих?» – поинтересовалась я. Баба спросила, не считаю ли я себя случайно безгрешной и для чего хожу в воскресную школу, если до сих пор не выучила Божьи заповеди. Но я выучила. И, честное слово, стараюсь никогда не обманывать, а если что-то недоговариваю, то не со зла, и пока никого не убила, даже мухи, потому что мух я и мертвых боюсь, правда, украла немного соседской клубники, но это было сто лет назад, я еще даже в школу не ходила. Возможно, когда-то прелюбодействовала, вот только не думаю, что правильно понимаю смысл этого слова.
Баба нервничала и шикала на меня, чтобы я не говорила такого вслух: если уж грешишь, то хотя бы наедине с собой, пожалуйста.
Тогда я решила узнать, как она исповедуется ксендзу-пробощу. Какие грехи перечисляет, как о них помнит, может, ведет записи в специальной тетрадке, чтобы не забыть и случайно не сделать себе поблажку? И как часто, к примеру, упоминает тесто, которое выносит потихоньку с хлебозавода – всякий раз или, скажем, раз в месяц, оптом?
Баба заплакала и сказала, что я недобрый ребенок, а тесто ей разрешает брать заведующий производством. И уж кому-кому, утверждает Баба, а мне с моим легкомыслием в самом деле пора заводить тетрадку, пока моя нечистая совесть еще в состоянии оценивать проступки.
Как бы то ни было, я очень сомневаюсь, что Ты – демон, этого не может быть, у Тебя печальные, не злые глаза. Думаю, здесь нет никакого таинственного смысла, и Ты послан мне для того, чтобы я не чувствовала себя такой одинокой, хотя иной раз мне кажется, что Ты хочешь, чтобы я о Тебе рассказала. Я не знаю, как рассказать о Тебе, а главное – кому. И уже сомневаюсь, что не нарушаю вторую заповедь, потому что разговариваю с Тобой и советуюсь, даже когда не вижу, не говоря о том, что считаю Тебя своим лучшим другом. Больше грехов не помню, искренне о них сожалею, обещаю исправиться.
В следующий раз, если надумаешь присниться, скажи хотя бы, как Тебя зовут.