Валтасаров пир. Лабиринт

— Каждый на десять процентов норму перевыполнит, если пламя стрелять не будет.

— Ты откуда знаешь?

— Да моей горелкой и Головец уже варил и Батор.

— А ты?

— Я по-старому попробовал.

— Ну и что?

— Вышло, как я говорил.

— Выходит, твоей горелкой каждый из них работал, как юнак[17], — изложил по-своему ответ Конколя Биркут, — а ты, как слабак.

— Так точно, товарищ капитан! Как слабак!

— Стреляло у тебя?

— Когда резал не своей, стреляло.

Трудностей с подводной резкой и сваркой немало. И одна из них — в неравномерном движении горелки, которая по причинам известным и неизвестным начинает вдруг дергаться под водой и отклоняться в сторону. Устранить этот недостаток было бы большой победой.

С желобков на наконечнике Биркут перевел взгляд на молодого водолаза.

— А что в тот раз резали?

— Когда?

— Когда горелками менялись.

— Шаланду на лом в отстойной гавани, — ответил за Конколя Чечуга.

— Может, Батор и Головец лучше обшивку зачистили? — предположил Биркут самое простое.

— Чем я? — принял Конколь неприступный вид.

Он обиделся, вспомнив, как тщательно они перед испытанием отчищали ржавые, разъеденные морской солью, обросшие ракушечником борта шаланды. Ожило также в памяти, как уже с самого начала в ответ на жалобы, что горелка стреляет, ему неизменно говорили: значит, плохо поверхность очистил, А известно ведь: дело не только в этом.

— Нет, не лучше, — возразил он и прибавил с вызовом: — Между прочим, на ровной поверхности стрелять вообще не должно.

Конколь взял наконечник, провел по нему рукой и медленно, ища нужные выражения, стал объяснять, почему у него горелка работает ровней. Биркут внимательно слушал. В общих чертах идея ему была известна со слов Конколя и бригадира водолазов, которые вскользь уже упоминали об этом, при обсуждении разных неотложных дел. Но тогда показалась она ему чересчур уж простой. Так оно и было. Но цель тем не менее достигалась. И сейчас Биркут внезапно это понял.

— Ты прав, — сдался он и радостно зарокотал: — По-моему, неплохо придумано. Ты еще медаль за эту свою штуковину получишь.

Началось детальное обсуждение. Участие в нем принимали капитан, боцман, Конколь и Уриашевич.

— Когда горелка с таким наконечником соприкасается с металлом, она не стреляет, так как пламя через пазы устремляется в бок.

— Так, так, — соглашался капитан. — Точно!

Он весь взмок. И неизвестно в который раз вытер платком лицо. Несмотря на здоровый вид, сердце было у него не в порядке, и летний зной он плохо переносил.

— Ох, и жарища нынче! Просто невмоготу! — Веселые искорки вспыхнули в его чуть косящих глазах. — В такую погоду только водолазам хорошо.

Они посмеялись и снова заговорили серьезно.

— Наверху до этого не додумались бы, — заметил Конколь.

— Ах ты, чертов ныряльщик! — хлопнул его Биркут по плечу. — Вам, водолазам, сдается, у человека только под водой котелок варит!

— Я не о том, товарищ капитан!

Он и в самом деле думал совсем о другом. И не собирался противопоставлять людям, работающим на поверхности, тех, кто работает под водой, как это любят делать водолазы. Ему не до таких сравнений было. Он хотел сказать нечто прямо противоположное.

— А на что же ты тогда намекал?

Черные глаза молодого водолаза глянули из-под светлых бровей на Биркута.

— Я хотел сказать… — Конколь подумал немного и так выразил свою мысль: — Нам каждая минута дорога, потому все и должны мозгами шевелить.

* * *

— Н-но, Сивка! — взмахнул кнутом Томчинский. — Но!

Жаркий день сменился душным вечером. Над дорогой тучей висела и не опадала пыль. Уже смеркалось, но дышать было по-прежнему нечем. Лошадь еле тащилась — ни кнут, ни понукания не помогали. Слишком хорошо изучила она своего хозяина: заговорится и подгоняет просто так, для порядка, а есть ли прок, ему все равно.

— Говорите, в Оликсне он? — продолжал директор начатый разговор. — Ну, желаю ему удачи!

Он отвозил Климонтову на станцию. В конце учебного года на школу свалилось столько всякой писанины, что не до Уриашевича было. Климонтова сказала, правда, о письме от него и в двух словах, о чем оно. Но до подробного обсуждения этого случая дело дошло лишь по дороге.

— Что вы, — уверял Томчинский. — Мне и в голову не приходило, будто он замешан в преступлении. Будь у меня хоть малейшее подозрение, ни за что бы в Варшаву его не отпустил. А что Спос за ним присылал, меня нисколько не удивило и не насторожило. Он и раньше учителей к себе приглашал. Стоило появиться в школе новому человеку, и ксендз старался завязать с ним знакомство.

— Зачем?