Валтасаров пир. Лабиринт

Напоследок еще раз сел он за баранку, отогнал грузовик в сторону и выключил мотор. Теперь можно было устраиваться без помех. Окажись кто-нибудь в этот неурочный час между управлением порта и молом, человек, хозяйничавший на катере, не вызвал бы подозрений: ведь рядом сторож с винтовкой. Прежде всего Хаза поинтересовался, как с горючим. Вопреки его ожиданиям, в будке запасной канистры не оказалось. Но и в баке бензина было достаточно. Прихватив из будки немного пакли, отчалил он от мола.

Сначала тихим ходом пошел к понтону: сюда, случалось, заглядывали даже по ночам. Потом — к сигнальной вышке на волноломе. И наконец — к красавцам буям, выводящим на фарватер, в открытое море.

В голове вертелись обрывки сведений о порте, которые сообщил ему Уриашевич. Ими и определялись его действия. Чувство страха не покидало его. У ближайшего буя могла еще настигнуть и пуля. Когда он уразумел это, мурашки побежали по спине. В воображении уже рисовалось: вот подвезенная кем-то Степчинская врывается в управление порта и поднимает тревогу; вот Уриашевич, выбравшись каким-то чудом из бомбоубежища, собирает людей и пускается в погоню…

— Все чистоплюйство дурацкое, — укорял он себя. — Пулю б обоим в лоб — и вся недолга!

Благополучно миновав буи, он простил себе эту оплошность. Какое-то время идя полным ходом, почувствовал он себя вне опасности. Но вскоре страх вновь овладел им, теперь по другим причинам. Его беспокоило, как бы не отказал мотор; не возникло бы осложнений из-за картины, о которой он ничего не сказал своему иностранцу. Волновался, что опоздает. Отсутствие лага не позволяло определить скорость. Но, сопоставив свои сведения о судне с полученными от Уриашевича о катере, Хаза рассчитал, что успеет вовремя. Равномерный шум мотора действовал тоже успокаивающе. И из-за картины перестал он нервничать, сказав себе, что как-никак имеет дело с джентльменами. Берег с его разноголосицей давно скрылся из глаз. Оборачиваясь, Хаза уже ничего не видел. Ни света буев, ни городских огней. Впереди, позади, справа, слева была сплошная тьма. То и дело посматривал он на часы. Проверял по компасу, не сбился ли со взятого курса: на север. Нет, не сбился.

Так прошло четыре часа. Наконец он достиг пункта, в котором, по его расчетам, курс катера пересекался с курсом лайнера. Он остановился, но мотора не глушил. С минуты на минуту с юго-востока могло прийти избавление. Надо быть наготове и, едва судно покажется, пойти наперерез, чтобы не разминуться.

— Холера! — нервничал Хаза. — Ну и темень!

Пять минут прошло, пятнадцать, двадцать. Ничего. Еще десять. И тогда вдали показался сначала белый, потом красный огонек. Хаза замер, у него даже дыхание перехватило. Но спустя минуту почувствовал огромное облегчение. Сомнений быть не могло. Белый огонь наверху, красный пониже — значит, дождался, кого ждал. Теперь надо занять такое положение, чтобы видеть зеленый свет, не теряя из виду красный. И бортовые огни — правый и левый и белый на мачте. Тогда можно быть уверенным: судно идет прямо на него.

— Вот оно! — потирал он руки от удовольствия. — Идет!

Когда ему показалось, что он уже различает темную надвигающуюся громаду, Хаза фонариком стал подавать сигналы, как было условлено с иностранцем. Он чертил в воздухе круги, а черный силуэт все приближался. И вот в вышине замаячили уже две продолговатые, близко посаженные зловещие глазницы — носовые якорные клюзы. Тогда Хаза облил паклю спиртом, которого в пути почти вдвое поубавилось, так как для поддержания духа он прикладывался к бутылке. Уговора насчет сигнализации факелом, правда, не было. Но ведь и ответного сигнала с судна не поступало. Поджегши паклю, Хаза стал крутить ею над головой. Крутил, пока плечо не заболело. Но с лайнера не отвечали.

— Люди! — завопил Хаза. — Люди!

Судно продолжало идти своим курсом. И прошло мимо в нескольких метрах. Трансатлантический гигант, вне всякого сомнения, тот самый, о котором шла речь в Варшаве. Не захудалое какое-нибудь суденышко, где вахтенный носом клюет. Хаза понял: не заметить его на капитанском мостике не могли, значит, — чудовищная догадка возникла в голове, — получены специальные указания на сигналы не реагировать. Иначе там поднялась бы суматоха, еще бы: человек за бортом!

— Люди! — орал Хаза исступленно. — Люди!

Над головой величественно проплыл красный левобортовой огонь. Хаза не пожалел и вылил на паклю большую часть оставшегося спирта, потом — бензина. Взметнулось яркое пламя. А судно как ни в чем не бывало шло себе вперед, безучастное и к огню и к крикам. С шумом скользило оно мимо. Вот оставило катер позади, показав напоследок белый кормовой огонь внизу. Шло, покидая Хазу одного. Уплыло вдаль, бросив его на произвол судьбы.

— Больше я им не нужен! Но в глаза тебе они этого не скажут, сволочи, джентльмены! — ругался Хаза.

Тем не менее он сделал еще попытку. Опять стал чертить в воздухе огненные круги.

— Люди! — взмолился он. — Люди!

Но ответа по-прежнему не было.

— Скоты! — переменил он проклятье. — Скоты!