Вальтер Беньямин – история одной дружбы

Но и с Ментоной ничего не получилось; казалось, что-то всегда вставало между нами. Я не мог знать, что в это решающее время в жизни Беньямина наступил внезапный кризис. Он перенёс нашу встречу в Берлин, «как ни велика была всегда моя склонность держаться оттуда подальше. Однако насколько больше были бы шансы нашего совместного пребывания здесь, на Юге, и чтó бы мы здесь только не обсудили! Не говоря уже о том, что мои catholica³⁶⁵ находились бы в Ментоне в безопасности от тебя». Поскольку я писал ему, что открыл в своей библиотеке отделение католической теологии. Он же имел в виду, что у него есть какие-то книги, «которые я лишь с неохотой могу предоставить твоему пресловутому сладострастию» [B. II. S. 553]. «Университет Мури, – писал он 25 июня, – пусть теперь задумается, как выпутаться из этой аферы [с его предстоящим днём рождения]. Строго между нами, я хочу надеяться, что он покажет себя более неуступчиво, чем газеты и мои друзья, которые легко пойдут навстречу моему желанию не делать из этого дня шума». Он намекал на то, что думает провести этот день в Ницце «с одним гротескным парнем», которого уже часто встречал на путях и перепутьях и «которого я приглашу на стакан праздничного вина, если мне не будет предпочтительнее одиночество». Тогда я тщетно гадал, к кому относится этот намёк. И по сей день я не могу с определённостью сказать, не был ли тот гротескный парень³⁶⁶ смертью, а стакан праздничного вина – чашей цикуты, если он уже тогда возобновил свои планы самоубийства. В остальном его письма ни о чём таком не говорили. В том же письме он в приподнятом настроении «проболтался», что «в прошлом году я был близок к тому, чтобы написать книгу о Гёте, написать которую мне поручило издательство “Инзель”, если бы… [так в рукописи!]. Боюсь, что я потерял план к ней, однако мог бы сообщить достаточно, чтобы вызвать удивление преподавательского состава в Мури – особенно профессоров каббалистики и еврейской философии Средневековья. Ибо ты должен уяснить себе, что твоя карьера в земном мире является лишь точным зеркальным отражением – выражаясь по-марксистски – твоей карьеры в Мури. Впрочем, известен ли тебе как каббалисту роман “Каббала” американца Торнтона Уайлдера³⁶⁷? На днях я прочёл его второй раз и должен сказать, что он заслуживает твоего прочтения из-за последних 6 страниц (всего в нём 280)».

Планы Вальтера на июль изменились, о чём свидетельствовали отправленные ко мне письма и открытки – и изменились на долгий срок, что лишь отчасти объясняется предложением Вильгельма Шпейера о совместной работе в Поверомо (под Марина ди Масса)³⁶⁸. В душе Беньямина тогда развёртывались разнообразные и противоречивые процессы. Он работал с большой интенсивностью, много читал и делал записи, не предназначенные непосредственно для печати. Ввиду своего сорокового дня рождения Беньямин написал – как воспоминания о Юле Кон – автобиографическое сочинение «На солнце»[13], где в прямо-таки мистическом абзаце мы слышим примечательное эхо предисловия Бубера к книге «Даниил, разговоры об осуществлении»³⁶⁹, которую много лет назад он воспринял критически, но из которой неосознанно запомнил фразу Бубера о его встрече с ясеневым стволом. На стихотворный характер этого абзаца указывал Д. Тиркопф[14], который считает его уникальным для Беньямина явлением – хотя такие стихи в прозе многократно встречаются у него в патетических местах, особенно в книге о барочной драме, что мне уже много лет назад бросалось в глаза тем более, что Беньямин в одном месте недвусмысленно высказывается против такой прозы.

Обложка романа Торнтона Уайлдера «Каббала» (NY: Albert & Charles Boni, 1926)