Вальтер Беньямин – история одной дружбы

В том же году в наших письмах и разговорах начал играть особую роль круг, который сложился тогда вокруг странной фигуры Оскара Гольдберга и который интересовал нас с разных сторон. Если об истоках экспрессионизма и о «Неопатетическом кабаре» можно прочесть немало, то этот кружок окутан тьмой; а ведь он и позднее (после 1925 года) под вывеской «Философская группа» всё ещё выступал в качестве дискуссионного центра по многим живым проблемам философии не меньше, чем в двадцатые годы, особенно перед моим отъездом в Израиль¹⁹⁷. К «неопатетикам» принадлежали и Оскар Гольдберг (1887–1951), и Эрих Унгер (1887–1952), которые тогда были ведущие умы в этом кругу. Гольдберг изучал медицину, однако, по-моему, так никогда и не практиковал. Маленький толстый человек с внешностью китайского болванчика, он оказывал колоссальное магнетическое воздействие на часть еврейских интеллектуалов, сгруппировавшихся вокруг него, – лишь на её «обочине» присутствовали два– три нееврея. Один из них, Петер Хухель, говорил мне: «Я был шабес-гоем¹⁹⁸ при Гольдберге». Гольдберг, происходивший из благочестивой семьи, был знатоком еврейской Библии и ещё в юные годы пускался в рассуждения, связанные с числовой мистикой, о построении Торы из Имени Божьего. Но главным авторитетом для посвящённых этого круга он стал благодаря видéниям, которые посещали его в шизоидном сумеречном состоянии перед пробуждением, и благодаря откровениям относительно Торы, на которые Гольдберг выдвигал притязания. Он тогда ещё ничего не опубликовал, кроме тонкой брошюры «Пятикнижие Моисеево, числовое строение» (1908)¹⁹⁹. Он распространял свои учения посредством частных курсов, и если кого-то из его приверженцев спрашивали, почему он следует тому или иному пункту иудейского ритуала или же нарушает этот пункт, следовал ответ: «Так нам сказал Оскар». Вопросов к Оскару не существовало, так как он был просветлённым обладателем откровения. Не чуждый философскому образованию и интересам, он выстроил из биологических и этнологических категорий – что тогда было в ходу в научном мире – своего рода биологическую каббалу, которая должна была показать ритуал Торы – «Действительность евреев», как гласит название его основного произведения (1925)²⁰⁰ – как некий континуум совершенной магии. В этих мыслях не было ни недостатка в демонических взглядах, ни недооценки чар, исходивших из комментария, который казался эзотерическим и объявлял иудаизм стадией теологического распада магической религии древнего еврейства и при этом не чурался никаких последствий и нелепостей. У Гольдберга дело сводилось к восстановлению магических уз между Богом и его народом, чей биологический центр якобы представлял собой сам Оскар, причём вещи, непригодные к осовремениванию, без рассмотрения отодвигались в сторону. Его формулировкам были присущи необычайная бойкость, самомнение и какой-то люциферический блеск. Вначале он занимался теософией, но вскоре стал самостоятельным, причём пользовался значительным философским дарованием Эриха Унгера, который был его главным рупором и интерпретатором. Уже многократно упомянутый Симон Гутман и Унгер были его ближайшими доверенными лицами. В то время, когда Беньямин возобновил общение с этими людьми, которых знал с юности, я познакомился с некоторыми из приверженцев Гольдберга, и они пытались приобщить меня к этому кругу. Беньямин питал антипатию к Гольдбергу, который обычно мало говорил и был неприкосновенным как глава секты, и однажды даже не смог пожать его руку, протянутую для приветствия. Беньямин говорил мне, что Гольдберг окружён настолько нечистой аурой, что он просто не может её вынести. Унгер же, наоборот, был ему по-человечески приятен и философски очень интересен. Беньямин обратил моё внимание на первые публикации круга Гольдберга и особенно на сочинения Унгера, в которых, среди прочего, выдвигалось требование о «Безгосударственном основании еврейского народа» <Die staatenlose dung einesjüdischen Volkes> метафизическими средствами, в противовес эмпирическому сионизму²⁰¹, за который боролся кружок Гольдберга. Вальтер и Дора иногда встречались с Унгером, Гольдбергом и другими в Лихтерфельде²⁰², у близкой подруги Доры, Элизабет Рихтер-Габо, которая покровительствовала и кругу Гольдберга.