«Дорогой Герхард,
конверт выдаёт своей почтовой маркой, а лист своим смятым краем, что я в отъезде. Это случилось внезапно и продлится недолго. Всё лето я провёл в своей комнатке из отвращения к поездкам в одиночестве, к чему я сейчас травматически чувствителен. Тем эксцентричнее оказались маршруты, которыми я увлёкся и которые хотел бы повторить: в тот раз я больше не мог. И, наконец, когда я узнал, что Фриц и Юла Радт были здесь внизу, желание и обстоятельства сошлись воедино. Последний раз я был здесь внизу девять лет назад. Ландшафт сохранил всю свою древнюю мощь и не торопился дать это почувствовать. Перед Сен-Готардом309
и сразу за ним в первый день всё было покрыто облаками. Даже во второй, когда мы сделали вылазку на озеро Комо310, все горы были в облаках. Со вчерашнего дня небо прояснилось, и я прошествовал по своим любимейшим путям.Я благодарю тебя и Эшу за указания из вашего последнего письма и буду неукоснительно им следовать. Итак, теперь учиться читать… Мой дерзновенный “Гёте” будет готов через несколько дней. Его окончательный вариант я не буду просматривать, так как знаю, что он скоро выйдет. И не окажется ли он – при всей смелости постановки вопросов – обывательским, ещё неясно. И тотчас же начну читать. Одновременно возвращаюсь к работе о пассажах. Всё было бы великолепно, если бы презренная подёнщина тоже не требовала исполнения на определённом уровне, чтобы не опротиветь мне самому. Не могу сказать, что у меня было мало случаев печатать плохие вещи, но ведь – несмотря ни на что – у меня хватало отваги писать их. Разумеется, в этой сфере я ощущаю себя лишь литературным критиком. Теперь я ищу возможность пропагандировать одну французскую книгу, роман, который особым образом увлёк меня. Его автор – молодой англосакс Жюльен Грин, живущий в Париже и пишущий по-французски. “Адриенна Мезюра”311
– вот как он называется, и на немецком тоже вышел. Раздобудь его себе поскорей, чтобы мне не пришлось дарить его тебе на день рождения. Что касается палестинских выплат, то я принимаю твоё с Эшей предложение обратиться к Магнесу не раньше, чем действительно смогу взяться за учёбу. Тут вы правы. Но я не хотел бы привязывать эти выплаты к срокам моего появления в Палестине. Я определённо приеду на четыре-пять месяцев. Но как раз потому, что это надолго, датировать поездку мне не так просто; это может быть и январь вместо декабря. Пребывание у вас с Эшей будет для меня полезным на любой стадии изучения иврита. В следующем пункте Магнес, по нашим договорённостям – я имею в виду по их духу, а не просто по букве – согласится со мной: я вправе ожидать поддержку тогда, когда займусь собственно учёбой и продвинусь в центр моей работы.По возвращении в Берлин мне всё-таки хотелось бы – если дела не сложатся иначе – что-то предпринять у самого [д-ра Лео] Бека. Пожалуйста, напиши мне для этого директивы – твои и Магнеса.
В Париж я не поеду – по крайней мере, надолго. Пиши скорее, а я тебя с Эшей сердечно приветствую.