Ван Гог. Письма

нечто декадентское? Ведь дело-то обстоит как раз наоборот…

Одна из декораций с подсолнечниками на фоне королевской синей украшена

«ореолами», то есть каждый предмет окружен полосой цвета, являющегося дополнительным к

тому, который служит фоном для предмета.

528

Подсолнечники подвигаются – уже готов новый букет из 14 штук на желто-зеленом

фоне. Эффект тот же самый, что и в натюрморте с айвой и лимонами, который теперь находится

у тебя, но формат крупнее – холст размером в 30 – и техника гораздо проще…

Что касается пуантилизма, «ореолов» и всего прочего, то я считаю это настоящим

открытием; однако сейчас уже можно предвидеть, что эта техника, как и любая другая, не

станет всеобщим правилом. По этой причине «Гранд-Жатт» Сёра, пейзажи Синьяка,

выполненные крупными точками, и «Лодка» Анкетена станут со временем еще более

индивидуальными и еще более оригинальными.

529

На этой неделе я работал с двумя моделями – одной арлезианочкой и старым

крестьянином, которого написал теперь на ярко-оранжевом фоне; фон этот хоть и не претендует

на то, чтобы создать иллюзию заката, но все-таки наводит на мысль о нем.

К сожалению, опасаюсь, что арлезианочка натянет мне нос и не даст закончить картину.

В последний раз она с самым невинным видом попросила заплатить ей за все сеансы вперед; я

охотно согласился, после чего она исчезла и не появляется.

Рано или поздно она, вероятно, все-таки вернется – в противном случае ее поведение

было бы чересчур откровенным нахальством.

Работаю также еще над одним букетом и натюрмортом – парой старых башмаков.

У меня целая куча разных мыслей о нашем искусстве, и думаю, что, продолжая всерьез

работать над фигурой, я, вероятно, открою кое-что новое.

Но что поделаешь! Иногда я чувствую себя слишком слабым, чтобы противостоять

сложившимся обстоятельствам – для победы над ними нужно быть и порассудительней, и

побогаче, и помоложе.

К счастью, я больше не стремлюсь к победе и рассматриваю живопись лишь как

средство, помогающее заполнить жизнь.

550 note 58

Жизнь у меня тревожная и беспокойная, но, пытаясь ее изменить и срываясь с

насиженного места, я, вероятно, только сделаю ее еще более трудной.

Очень страдаю от того, что не владею местным провансальским наречием.

Все время всерьез подумываю, не следует ли мне пользоваться более грубыми красками

– от менее тонкой структуры они ведь не станут менее прочными. Теперь я нередко

отказываюсь от создания картины, потому что она стоит нам очень много краски. Но мне

становится всегда немного жалко при этом – ведь сегодня мы еще сохраняем

работоспособность, а что будет завтра – неизвестно.

Пока что, однако, мои физические силы не идут на убыль, а, скорее, восстанавливаются

– с желудком в особенности дело налаживается. Сегодня посылаю тебе три тома Бальзака –

он немножко старомоден, но ведь и Домье или де Лемюд не становятся хуже от того, что

относятся к эпохе, ушедшей в прошлое. В данный момент читаю «Бессмертного» Доде – очень

хорошо, хотя и малоутешительно.

Мне, кажется, придется взяться за какую-нибудь книжку об охоте на слонов или за

абсолютно неправдоподобный приключенческий роман, скажем, Гюстава Эмара, чтобы

заглушить то чувство отчаяния, которое вызвал во мне «Бессмертный». Именно потому, что это

произведение так прекрасно и так правдиво, оно особенно остро дает почувствовать, как

ничтожен наш цивилизованный мир.

531

Кончил «Бессмертного» Доде. До чего же пленяют меня слова скульптора Ведрин о том,

что достичь славы – все равно что сунуть себе сигару зажженным концом в рот! Но в целом

«Бессмертный» нравится мне решительно меньше, чем «Тартарен».

«Бессмертный», на мой взгляд, гораздо менее колоритен и напоминает сухие, холодные,

приводящие в отчаяние картины Жана Берана, хотя в этой книге, бесспорно, масса тонких и

верных наблюдений. А вот «Тартарен» по-настоящему великая вещь, шедевр под стать

«Кандиду».

Очень прошу – подольше подержи на солнце присланные мною этюды: они еще

недостаточно просохли. Если держать их взаперти или в темноте, краски пожухнут.

Поэтому будет очень хорошо, если ты сумеешь натянуть на подрамники портрет

девочки, «Жатву» (широкий пейзаж с руинами и отрогами Малых Альп на заднем плане),

маленькую марину и сад с плакучей ивой и кустами. Я чуточку дорожу этими вещами. По

рисунку маленькой марины и ты можешь заметить, что сделана она самым тщательным

образом.

Я заказал две дубовые рамки для новой головы крестьянина и для этюда «Поэт». Ах,

дорогой мой брат, иногда я так хорошо знаю, чего хочу! В жизни, да и в живописи я могу

обойтись без бога, но я, как человек, который страдает, не могу обойтись без чего-то большего,

чем я, без того, что составляет мою жизнь – возможности творить.

А поскольку я не в состоянии творить в физическом смысле, я создаю не детей, а мысли

– это помогает почувствовать, что и ты человек.

Мне хотелось бы сказать картинами нечто утешительное, как музыка. Мне хотелось бы

писать мужчин или женщин так, чтобы вкладывать в них что-то от вечности, символом которой

был некогда нимб, от вечности, которую мы ищем теперь в сиянии, в вибрации самого

колорита.