Ван Гог. Письма

– «Сеятель», «Подсолнечники», «Спальня» ему все-таки нравятся.

Впрочем, я и сам не могу решить, что у меня получилось в целом, – у меня нет полотен,

сделанных ранее. Гоген уже нашел себе арлезианку. Завидую ему, но с меня, в общем, хватает

пейзажей, а они здесь очень разнообразны. Словом, работа двигается.

Смею надеяться, что тебе понравится мой новый «Сеятель». Пишу второпях – у нас с

Гогеном куча работы, к тому же мы собираемся почаще навещать публичные дома и писать там

этюды.

559 note 68

Гоген очень рад, что тебе нравятся работы, присланные им из Бретани; другим, кто их

видел, они тоже нравятся.

Сейчас он пишет женщин на винограднике – целиком по памяти; если он не испортит

или не оставит вещь незаконченной, получится очень красиво и оригинально. Делает он также

ночное кафе, которое написал и я.

У меня готовы два полотна – листопад; Гогену они, кажется, понравились; сейчас

работаю над виноградником – сплошь желтым и пурпурным.

Кроме того, у меня есть, наконец, арлезианка (полотно размером в 30) – фигура,

которую я отмахал за какой-нибудь час: фон – бледно-лимонный; лицо – серое; платье –

черное, иссиня-черное, чистая прусская синяя. Модель сидит в оранжевом деревянном кресле,

опираясь на зеленый стол…

Работаем мы много, и наша совместная жизнь протекает мирно. Счастлив был узнать,

что ты теперь тоже не один в квартире. Рисунки де Хаана очень хороши и очень мне нравятся.

Черт побери, так работать одним цветом безо всякой светотени и достигать при этом такой

выразительности, право, не легко! Но он еще добьется совсем другого рисунка, если осуществит

свое намерение пройти через школу импрессионизма и будет смотреть на свои опыты с цветом

лишь как на упражнения. На мой взгляд, у него есть все основания рассчитывать на успех.

Существует, правда, немало так называемых импрессионистов, которые не умеют писать

фигуры, а ведь именно это умение когда-нибудь опять выступит на первый план. Де Хаану от

него, во всяком случае, будет только польза. Мне не терпится свести знакомство с де Хааном и

Исааксоном. Если они явятся сюда, Гоген, без сомнения, посоветует им: «Поезжайте на Яву и

займитесь там импрессионизмом» – его ведь постоянно тянет в жаркие страны, хоть он и здесь

работает очень напряженно. Безусловно, кто отправится на Яву с намерением поработать,

скажем, над колоритом, тот увидит там массу нового. Кроме того, в краях, где больше света и

солнце печет сильнее, сама тень и тени, падающие от предметов и фигур, совсем иные, чем на

севере: они так насыщены цветом, что их хочется просто приглушить. Такой соблазн

испытываешь уже здесь, в Арле. Я, конечно, не настаиваю на том, чтобы де Хаан и Исааксон

занялись живописью в тропиках, но уверен, что они сразу же оценят всю важность этого

вопроса.

Во всяком случае, когда бы они ни приехали сюда, это им не повредит: здесь найдется

для них много интересного.

Мы с Гогеном сегодня обедаем дома. Уверен, что мы сможем делать так всякий раз,

когда сочтем это удобным и выгодным.

На сегодня кончаю, чтобы не задерживать письма. Надеюсь вскоре написать тебе снова.

С деньгами ты все устроил отлично.

Думаю, что ты одобришь написанный мною листопад.

Лиловые стволы тополей перерезаны рамой как раз там, где начинается листва.

Эти деревья, как колонны, окаймляют аллею, по обеим сторонам которой выстроились

лилово-голубые римские гробницы. Земля уже устлана плотным ковром оранжевых и желтых

опавших листьев, а новые все падают, словно хлопья снега.

В аллее черные фигурки влюбленных. Верх картины занят очень зеленым лугом, неба

нет или почти нет.

Второе полотно изображает ту же аллею, но вместо влюбленных – какой-то старикан и

толстая, круглая, как шарик, женщина.

Ах, почему тебя не было с нами в воскресенье! Мы видели совершенно красный

виноградник – красный, как красное вино. Издали он казался желтым, над ним – зеленое

небо, вокруг – фиолетовая после дождя земля, кое-где на ней – желтые отблески заката.

560 note 69

Дни наши заполнены работой, вечной работой; вечером мы бываем так измучены, что

отправляемся в кафе и затем пораньше ложимся спать.

Вот вся наша жизнь.

У пас сейчас тоже, конечно, зима, хотя время от времени по-прежнему бывает хорошая

погода. Впрочем, я отнюдь не прочь работать по памяти – это позволяет не выходить из дому.

Мне не трудно писать на улице, когда жара, как в бане, но холода я, как тебе известно, не

переношу. Правда, сад в Нюэнене, который я написал по памяти, мне не удался – к такой

работе, как видно, тоже нужна привычка. Зато я сделал портреты целого семейства –

домочадцев того самого почтальона, чью голову написал еще раньше: муж, жена, малыш,

мальчуган и старший сын, парень лет 16. Выглядят они очень характерно и совершенно по-

французски, хотя чуточку и смахивают на русских. Холсты размером в 15.

Как видишь, я в своей стихии, и это в какой-то степени мешает мне сожалеть о том, что

я не стал медиком. Надеюсь продолжать эту работу и впредь, а заодно подыскать себе более

серьезные модели, с которыми я мог бы расплачиваться портретами. Если же мне удастся