Ван Гог. Письма

Поэтому, раз он желает получить одну из этих картин, я повторю ту, которую он выберет.

Вот увидишь, эти полотна будут замечены. Но я посоветовал бы тебе оставить их для

себя, то есть для тебя и твоей жены.

Это вещи, которые меняются в зависимости от того, откуда на них смотреть, и

становятся тем красочнее, чем дольше на них смотришь.

Знаешь, они исключительно нравились Гогену; он, между прочим, даже сказал мне: «Да,

вот это цветы!»

У каждого своя специальность: у Жаннена – пионы, у Квоста – штокрозы, у меня –

подсолнечники.

В общем, мне будет приятно и впредь обмениваться работами с Гогеном, даже если

такой обмен подчас будет мне стоить недешево.

Видел ли ты во время своего краткого пребывания здесь портрет г-жи Жину 1 в черном и

желтом? Я написал его за три четверти часа.

1 Владелица привокзального кафе в Арле.

574 note 77

Пишу всего несколько слов – просто чтобы сообщить тебе, что со здоровьем и работой

дело обстоит ни шатко, ни валко.

Впрочем, даже это уже удивительно, если сравнить мое сегодняшнее состояние с тем,

что было месяц назад. Я, разумеется, всегда знал, что можно сломать себе руку или ногу и затем

поправиться; но мне было неизвестно, что можно душевно надломиться и все-таки выздороветь.

Выздоровление, на которое я и надеяться-то не смел, кажется мне настоящим чудом,

хотя и ставит передо мной вопрос: «А зачем, собственно, выздоравливать?»

Надеюсь, что, будучи в Арле, ты заметил в комнате Гогена два полотна размером в 30,

изображающие подсолнечники. Я только что положил последние мазки на совершенно

равноценные и точные их повторения. По-моему, я тебе уже писал, что у меня, кроме того,

готово полотно «Колыбельная», над которым я работал как раз в тот момент, когда заболел.

На сегодня оно тоже существует уже в двух экземплярах.

По поводу этой картины я как-то заметил Гогену, что, поскольку мы с ним часто

говорим об исландских рыбаках, об их меланхолическом одиночестве и полной опасностей

жизни в безрадостном море, мне, как следствие этих задушевных бесед, пришла мысль написать

такую картину, чтобы, взглянув на нее в кубрике рыбачьего судна у берегов Исландии, моряки,

эти дети и мученики одновременно, почувствовали, что качка судна напоминает им колыбель, в

которой когда-то лежали и они под звуки нежной песенки.

Сейчас оба эти полотна походят на лубочные картинки. Оранжевоволосая женщина в

зеленом выделяется на зеленом фоне с розовыми цветами. Все негармонирующие цвета –

резкий оранжевый, резкий розовый, резкий зеленый – смягчены теперь бемолями красного и

зеленого.

Я представляю себе, как эти полотна висят посреди подсолнечников и образуют вместе с

ними нечто вроде люстр или канделябров, приблизительно одинаковой величины, и все это в

целом состоит из 7 или 9 холстов.

Если вновь уговорю натурщицу позировать, с удовольствием сделаю еще одно

повторение для Голландии.

У нас все еще стоит зима, поэтому дай мне спокойно продолжать работу; если же

окажется, что ото работа сумасшедшего, тем хуже для меня – значит, я неизлечим. Однако

невыносимые галлюцинации у меня прекратились, теперь их сменили просто кошмарные сны

– кажется, подействовал бромистый калий, который я принимаю.

Я всё еще не в состоянии заниматься обсуждением денежных вопросов, и все-таки мне

придется их обсудить, причем даже в подробностях. Я без передышки работаю с утра до вечера

(если только моя работа – действительно работа, а не галлюцинация), чтобы доказать тебе, что

я действительно иду по стопам Монтичелли и – самое главное – что путь, по которому мы

следуем, освещен ярким маяком – гигантским творением, созданным в Монпелье Брийя,

который так много сделал для основания школы живописи на юге.

Поэтому не слишком удивляйся, если в следующем месяце я буду вынужден попросить у

тебя не только свое месячное содержание, но и некоторую прибавку к нему.

В конце концов, в период напряженной работы, которая отнимает у меня всю

жизненную энергию, я вправе рассчитывать на то, что позволит мне принять необходимые меры

предосторожности.

В таких случаях дополнительные расходы, на которые я иду, нельзя считать излишними.

И еще раз повторяю: или пусть меня запрут в одиночку для буйнопомешанных – я не

стану сопротивляться, если действительно заблуждаюсь на свой счет; или пусть мне дадут

работать изо всех сил, при условии, конечно, что я приму упомянутые меры предосторожности.

Если я не сойду с ума, тебе в один прекрасный день будет прислано все, что было с самого

начала обещано мною. Разумеется, картины, вероятно, разойдутся по рукам, но если ты хоть на

мгновение разом увидишь все то, что я мечтаю тебе показать, смею надеяться, что мои работы

произведут на тебя благоприятное впечатление.

Помнишь, мы с тобой видели, как в крошечной витрине рамочника на улице Лафитта

одна за другой появлялись картины из собрания Фора? Ты убедился тогда, какой необычайный

интерес представляют эти когда-то презираемые картины.

Так вот, мое заветное желание – чтобы у тебя рано или поздно оказалась серия моих

полотен, которые тоже могли бы поочередно появляться в этой самой витрине.