Ван Гог. Письма

если бы затея с нею не провалилась.

Этот этюд, равно как и некоторые другие, во время моей болезни испортился от

сырости.

Во-первых, случилось наводнение и в дом проникла вода; во-вторых – и это главное, –

дом не топили вплоть до моего возвращения, когда я обнаружил, что из стен сочится вода и

селитра,

У меня создалось впечатление, что погибла не только мастерская, что непоправимо

испорчено и воспоминание о ней – мои этюды. А ведь мне так хотелось создать нечто пусть

очень простое, но долговечное! Видимо, я затеял борьбу против слишком превосходящих меня

сил. А еще вернее – все это просто проявление слабости с моей стороны, так как я с тех пор

испытываю необъяснимые, но очень болезненные угрызения совести. Ими, вероятно, и

объясняется то, что во время приступов я так много кричал, пытался обороняться и был не в

силах защищать себя. А ведь мастерская должна была служить не мне, но всем художникам

вроде того несчастного, о котором пишется в прилагаемой к этому письму статье. Не меня

первого постигает такая участь.

Что поделаешь!

Брийя в Монпелье пожертвовал искусству всю жизнь и целое состояние и тоже ничего

не добился.

Впрочем, нет, добился – холодного зала в городском музее, где, видя его безрадостное

лицо на портрете и прекрасные картины, посетитель, конечно, испытывает волнение, но точно

такое же, какое чувствуешь на кладбище.

А ведь не так-то легко прогуливаться по кладбищу с единственной целью – доказать,

что «Надежда», написанная Пюви де Шаванном, действительно существует.

Картины увядают, как цветы. Это сказалось даже на полотнах Делакруа –

великолепном «Данииле» и «Одалисках» (совершенно непохожих на ту же вещь в Лувре –

здесь сплошь лиловая гамма). Но как глубоко затронули меня эти блекнущие картины, которые,

без сомнения, мало понятны большинству посетителей, предпочитающих разглядывать Курбе,

Кабанеля, Виктора Жиро и пр.! Что представляем собой мы, художники? Мне думается, что

прав, например, Ришпен, чьи «Богохульства» без дальнейших околичностей уготовляют нам

всем место в одиночке для буйнопомешанных.

Уверяю тебя, однако, я не знаю такого лечебного заведения, куда меня согласились бы

принять бесплатно на том условии, что я буду заниматься живописью за свой счет, а все свои

работы отдавать больнице. Это – не скажу большая, но все же несправедливость. Найди я

такую лечебницу, я без возражений перебрался бы в нее. Вообще, если бы не твоя дружба, меня

безжалостно довели бы до самоубийства: как мне ни страшно, я все-таки прибег бы к нему.

Надеюсь, ты согласишься, что тут мы имеем право восставать против общества и

защищать себя. Кстати, марсельский художник, без сомнения, покончил с собою вовсе не из-за

абсента по той простой причине, что никто его даром не поил, а покупать абсент ему было не на

что. К тому же пил Монтичелли не только для собственного удовольствия – он был уже болен

и алкоголь поддерживал его.

Г-н Салль ездил в Сен-Реми. Там не согласны разрешить мне заниматься живописью вне

стен заведения и принять меня дешевле, чем за 100 франков в месяц.

Итак, сведения неутешительные. Если бы я мог выйти из положения, завербовавшись на

5 лет в иностранный легион, я предпочел бы военную службу.

В самом деле, если меня будут держать взаперти и не дадут мне работать, я едва ли

выздоровею; кроме того, за меня придется ежемесячно платить 100 франков, а сумасшедшие

иногда живут долго.

Вопрос, как видишь, стоит серьезно, и его надо обдумать. Возьмут ли еще меня в

солдаты?

Разговор с г-ном Саллем очень утомил меня, и я просто не знаю, что делать.

Я посоветовал Бернару непременно отслужить свой срок. Что же удивительного в том,

что и я мечтаю попасть в Северную Африку в качестве солдата?

Говорю все это, чтобы ты не слишком ругал меня, если я все-таки туда отправлюсь. Все

остальные выходы из положения представляются мне неопределенными и сомнительными.

Ты ведь знаешь, как мало есть оснований надеяться на то, что мне удастся возместить

деньги, ушедшие на мои занятия живописью. К тому же физически я, кажется, чувствую себя

хорошо.

А ведь в убежище я смогу писать только под надзором! И за это еще платить? Боже мой,

да стоит ли?

В казарме я тоже смогу работать и, пожалуй, более успешно.

Словом, я думаю. Подумай и ты тоже, а покамест будем верить, что все к лучшему в

этом – что отнюдь не исключено – лучшем из миров.

589 note 89

На днях отправил тебе малой скоростью два ящика с полотнами. Получишь ты их не

раньше, чем через неделю. В них немало хлама, который лучше уничтожить; я отправил тебе

без разбора все, что у меня было, а ты уж сам выбери и сохрани то, что сочтешь стоящим. В

ящики я, кроме того, вложил фехтовальную маску и этюды Гогена, а также книжку Лемонье.

Уплатив из осторожности эконому 30 франков вперед, я, естественно, все еще остаюсь

здесь, но держать тут меня до бесконечности никто не станет. Поэтому пора на что-то решиться,

иначе будет поздно. Прими в соображение, что, если я буду помещен в убежище, за меня

придется платить долго и дорого, вероятно, дороже, чем обошлась бы аренда дома. С другой