Ван Гог. Письма

1-2 – Парные «Подсолнечники».
3 – «Плющ» вертикального формата.
4 – «Сад в цвету» (тот, что выставлен сейчас у
Танги) с тополями, идущими через все полотно.
5 – «Красный виноградник».
6 – Хлеба с восходящим солнцем, над которыми я
работаю в настоящий момент.
Гоген написал мне очень теплое письмо, где с восторгом говорит о де Хаане и их
совместной жизни на берегу моря.
Бернар тоже прислал мне письмо, полное жалоб. Он славный малый, готовый
примириться со своей долей. Тем не менее при всем своем таланте, работоспособности и
умеренности, он далеко не счастлив: дома у него, по-видимому, сущий ад.
Письмо И. очень меня порадовало. Прилагаю ответ на него * к настоящему письму.
Мысль моя начинает работать более связно и спокойно, но я так и не знаю, стоит ли мне
продолжать заниматься живописью или лучше ее бросить.
Разумеется, я согласен с тобой, что уж если я буду продолжать заниматься ею, мне
лучше не ударяться в абстракции, а подходить к вещам более просто.
Я отнюдь не в восторге от гогеновского «Христа в саду Гефсиманском», набросок
которого он мне прислал. Вряд ли мне понравится и аналогичная работа Бернара. Я еще не
знаю, что она собою представляет – он лишь обещал мне фотографию с нее, но боюсь, что мне
хочется не библейских композиций, а чего-то иного. На днях я видел, как женщины снимали и
собирали оливки, но не написал их, поскольку у меня нет денег на оплату моделей. Тем не
менее сейчас от меня нельзя требовать, чтобы я восхищался композицией моего друга Гогена, а
композицией моего друга Бернара и подавно: он ведь ни разу в жизни не видел настоящей
оливы. Следовательно, он избегает малейшего намека на правдоподобие и реальный облик
вещей, а при таком подходе не приходится говорить о синтезе. Нет, уж увольте меня от
вариаций на библейские темы! Я утверждаю, что Рембрандт и Делакруа великолепно делали
подобные вещи, что их работы нравятся мне даже больше, чем примитивы, но и только. Я не
намерен возвращаться к этой теме. Если я останусь тут, я попытаюсь написать не Христа между
оливами Гефсиманского сада, а сбор оливок в наши дни. И лишь в том случае, если это поможет
мне вскрыть истинную соразмерность деревьев и человеческой фигуры, я подумаю также о
названной выше теме. Но пока я не изучил ее более серьезно, чем доныне, я не вправе браться
за нее.
Прерафаэлиты это отлично понимали. Когда Миллес писал свой «Светоч мира», это
было по-настоящему серьезно, так что тут и сравнения быть не может. Не говорю уже о
Холмене Ханте и прочих – Пинуэле и Россетти.
Кроме того, существует еще Пюви де Шаванн…
Думаю, что разумнее всего не спешить с переездом. Может быть, если мы подождем
немного, у нас отпадет необходимость и в оверском докторе, и в Писсарро.
Если здоровье мое станет устойчивым и я попробую не только работать, но также
продавать, выставлять и выменивать свои картины, мне, может быть, удастся, во-первых,
уменьшить твои расходы на мое содержание и, во-вторых, почувствовать некоторый душевный
подъем. Я ведь не скрываю от тебя, что здешняя жизнь утомляет меня своей монотонностью, а
общество всех этих абсолютно ничем не занятых несчастных портит мне нервы.
614-а. См. письма к Полю Синьяку, Иоганне Ван Гог-Бонгер, Йозефу Якобу Исааксону и
Альберу Орье.
615
Я работал этот месяц в оливковых рощах, потому что меня бесят все эти изображения
«Христа в Гефсиманском саду», в которых ничего не наблюдено. Само собой разумеется, я не
собираюсь писать никаких библейских историй. Я сообщил Гогену и Бернару, что наш долг
размышлять, а не грезить, и что поэтому я удивлен, усмотрев подобное направление в их
работах – Бернар ведь прислал мне фотографии своих полотен. Они напоминают фантазии или
кошмары. Они свидетельствуют об известной эрудиции – чувствуется, что они сделаны
человеком, одержимым примитивами, но, откровенно говоря, английские прерафаэлиты делали
это гораздо лучше, а кроме того, есть Пюви де Шаванн и Делакруа, которые куда здоровее
прерафаэлитов.
Не скажу, чтобы это меня не трогало, но у меня остается болезненное ощущение
банкротства, а не прогресса. Так вот, чтобы стряхнуть с себя все эти тягостные впечатления, я
каждое утро и вечер – дни сейчас холодные, но ясные, солнце яркое и великолепное –
отправлялся работать в сады, результатом чего явились пять полотен размером в 30, которые
вместе с уже отосланными тебе тремя этюдами олив составят, на худой конец, первый опыт
преодоления трудностей. Оливы так же изменчивы, как наши северные ивы или ветлы. Ты ведь
знаешь, что ивы – очень живописны, хотя и кажутся однообразными: это дерево гармонирует с
общим характером края. Так вот олива и кипарис играют здесь точно такую же роль, как у нас