Ван Гог. Письма

этого прямо, но, общаясь с ним, нельзя не почувствовать, что на художнике лежит определенная

моральная ответственность. За несколько дней до того как мы расстались и болезнь вынудила

меня лечь в больницу, я пытался написать «его пустое место».

Это этюд его кресла коричневато-красного дерева с зеленоватым соломенным сиденьем;

на месте отсутствующего – зажженная свеча и несколько современных романов. Прошу Вас,

если представится возможность, вспомните о нем и взгляните еще раз на этот этюд, сделанный

исключительно в резко противопоставленных зеленых и красных тонах. Тогда, быть может, Вы

согласитесь, что статья Ваша была бы более справедливой, а следовательно, думается мне,

более сильной, если бы, трактуя вопрос о будущем «искусства тропиков», равно как и вопрос

колорита, Вы, прежде чем говорить обо мне, воздали бы должное Гогену и Монтичелли.

Уверяю Вас, роль, которую играл или буду играть я, всегда останется второстепенной. И еще

я хотел бы спросить Вас кое о чем. Допустим, два полотна с подсолнечниками, выставленные в

данный момент с «Группой двадцати», удались по колориту и выражают идею,

символизирующую «признательность». Разве они так уж сильно отличаются от всех других

картин художников с изображением цветов, написанных с большим мастерством, но до сих пор

не заслуживших одобрения, например, от штокроз и желтых ирисов папаши Квоста? Или от

великолепных пионов, букеты которых так щедро рассыпал Жаннен? Видите ли, мне кажется,

очень трудно провести грань между импрессионизмом и другими вещами; я не вижу смысла в

таком настойчивом делении на секты, которое мы наблюдаем в последнее время, – боюсь, что

оно просто смешно и абсурдно.

И в заключение я должен заявить, что не понимаю, как Вы можете говорить о

«мерзостях» Мейссонье. Я унаследовал безграничное восхищение Мейссонье от добряка Мауве,

который был неистощим на похвалы ему и Тройону, хотя это довольно странная комбинация.

Говорю это для того, чтобы показать Вам, как мало обращают за границей внимания на

то, что, к сожалению, так часто разделяет французских художников. Мауве любил повторять

примерно такие слова: «Кто хочет быть хорошим колористом, тот должен уметь нарисовать

очаг или интерьер не хуже, чем Мейссонье».

В следующую партию картин, которую я пошлю брату, я включу этюд с кипарисами для

Вас, если Вы доставите мне удовольствие принять его на память о Вашей статье. Я еще работаю

над ним в данный момент и хочу ввести в него фигуру. Кипарисы – самая характерная черта

провансальского пейзажа, и Вы почувствовали это, когда написали: «даже черный цвет». До сих

пор я не мог написать их так, как чувствую: эмоции, охватывающие меня при соприкосновении

с природой, иногда вызывают у меня обмороки, и в результате я по две недели бываю не в

состоянии работать. Тем не менее, до того как уехать отсюда, я рассчитываю вернуться к этому

мотиву и приняться за кипарисы. Этюд, который предназначен для Вас, изображает купу этих

деревьев на краю хлебного поля летним днем, когда дует мистраль. Они врываются в желтизну

колеблемых ветром хлебов неожиданной черной нотой, контрастом к которой служит киноварь

маков.

Вы убедитесь, что полотно в целом представляет собой такую же комбинацию тонов –

зеленого, голубого, красного, желтого, черного, что и приятные шотландские клетчатые ткани,

которые когда-то так ласкали и Ваш, и мой глаз и которых теперь, увы, почти нигде больше не

видно.

А пока прошу Вас, сударь, принять мою благодарность за Вашу статью. Если весной я

приеду в Париж, то, конечно, не премину зайти лично поблагодарить Вас.

Винсент Ван Гог

Когда этюд, который я Вам пошлю, высохнет окончательно и полностью, включая

самые пастозные места, что произойдет не раньше, чем через год, будет неплохо, если Вы

покроете его густым слоем лака.

Однако предварительно полотно следует обильно и неоднократно промыть водою,

чтобы полностью удалить масло. Этюд написан большим количеством прусской синей, краски,

о которой говорится столько дурного и которой, тем не менее, так часто пользовался Делакруа.

Думаю, что, когда высохшая прусская синяя покроется лаком, у Вас получатся черные, очень

черные тона, которые подчеркнут различные оттенки темно-зеленого.

Я не вполне представляю себе, как надо обрамить этот этюд, но раз уж он должен

наводить на мысль о приятной шотландской ткани, я нахожу, что плоская, очень простая

рамка, окрашенная ярким французским суриком, в комбинации с голубыми тонами заднего

плана и черно-зелеными деревьями произведет желаемое впечатление. Без этого полотну,

видимо, будет не хватать красного и верхняя часть картины покажется холодноватой.

ПРИМЕЧАНИЯ

29 – Отель Друо – помещение, где происходили крупные художественные аукционы в

Париже.

58 – Дюран-Рюэль – художественная фирма в Париже, прославившаяся продажей

произведений импрессионистов.

88 – «Light of the world» («Светоч мира», 1854 r.) – картина английского художника-

прерафаэлита Холмена Ханта, изображающая Христа.

121 – Имеется в виду не французская конституция 1791 г. и не якобинская конституция