— Совершенно неожиданно, когда мы проходили мимо её дома, к нам выскочила Мила. Она была какая-то разудалая, и Тимофей немедленно согласился взять её с собой. Её присутствие меня чрезвычайно беспокоило, и все Тимофеевы открытые ласки меня сильно напрягали. Затем мы развернулись и отправились назад, прямо в тот сарай к Тимофею. Мы тихонько прошли мимо дома. Я зашла первой — Тимофей по-хозяйски распахнул мне дверь — и обомлела, когда увидела Ваню с ножом. Так не вязался его образ, такого безобидного, с этим длинным блестящим лезвием. Кажется, он хотел зарезать корову, но Тимофей спас её, вырвав у него нож. Мне удалось поймать Ванин взгляд, и в нём я заметила какую-то обиду. Не понимаю, на что ему обижаться. Дальше при помощи ребят Тимофей пытался вырвать у него признание, но не тут-то было. То ли Ванька совсем дикий, то ли твёрдый и упрямый — ничего не вышло. А мне кажется, если бы Тимофей выгнал всех взашей и спокойно поговорил с парнем наедине, быстрее бы узнал причину. Мне было страшно — я не видела ещё ни разу, как бьют живого человека. Больше всех приложил лапу Денис. Лёха радовался непонятно чему, а Васька пытался это безобразие прекратить. Дашка орала, как свихнувшаяся болельщица, остальные девочки, как и я, были в ужасе. Тимофей удумал побитого Ваньку привязать к столбу. Он повёл себя совсем уж по-варварски. Парень был вполне уже наказан за покушение на корову, но Тимофею жуть как хотелось знать, в чём дело. Потом он достал бутылку с самогоном и предложил всем, даже я выпила. Хорошо, он не вздумал насильно вливать Ваньке эту дрянь. Тимофей предложил парам уединиться, кто где захочет. Нельзя, конечно, это назвать уединением, когда весь сарай дышит и вибрирует. Я боялась пикнуть в этой жути, где в темноте слышались шорохи, чмоканья, чавканья, шуршание, стоны, Дашкины вопли. Да, перед этим Тимофей предложил желающим заняться и Ванькой. Мила выскочила и закрыла пленника, потому что он был именно пленником, взволнованной разъярённой грудью. Она была, пожалуй, в это мгновенье даже опасна. Кажется, такой порыв вызвал в Тимофее уважение, и он легко согласился отдать парня ей. Меня он повлёк на сено возле выхода, где торчал этот устрашающий нож, где нажал выключатель и погасил свет. Я была напряжена. Руки Тимофея мне казались особенно жёсткими. Мысли о Ване, о Миле, о побоях мне мешали. Но вскоре Тимофей и выпитое спиртное заставили меня забыться. Потом я, получив дозу выбитого из меня блаженства, уснула, как младенец, несмотря на обстановку, и именно из-за неё долго не хотела просыпаться. Дальше последовал кошмар, который меня и разбудил. Ничего толком не понимая, я бежала со всеми за Ваней к лесу. Тот даже не повернулся, пропустил мимо ушей окрики Тимофея. А Лёха Рысев ведь успел нож из стены вытащить и бежал с ним, обгоняя Тимофея. Певунов тоже более прытким оказался. Он Ваню за руку дёрнул, крутанул и толкнул на Рысева, уже вперёд забежавшего. Прямо спиной на нож толкнул. Мила закричала. Шелест ужаса пробежал по остальным. Когда мы все подбежали к ним, я ещё не до конца понимала, что произошло. Рысев из-под Вани выбрался. Все стояли, как вкопанные, а Тимофей вообще напоминал большую ледяную глыбу. Его ярость мгновенно остыла и даже заморозилась. Казалось, только Мила понимает, что происходит. Она бросилась к Ване, стала говорить что-то Тимофею, шептать что-то Ване. Тимофей ожил, повернул Ваню боком, но всё было кончено — Ванины глаза замерли на месте. Я запомнила, что в них уже больше не было никакой обиды. Губы, без того крупные, были пухлее, чем раньше. Выражение лица стало совсем иным, как будто теперь он что-то знает, чего раньше не знал. Тимофей начал распоряжаться, велел всем уйти и уехать. Милу пришлось отнимать от тела Вани. Он сказал, что дальше он всё решит и сделает сам, без нас. Мы повели Милу домой. Обернувшись, я видела, как Тимофей отправился в лес. Больше я их не видела, ни Тимофея, ни Ваню. Потом я пришла к себе, легла в постель и лежала, пока не проснулись родители. Я встала и умоляла их увезти меня оттуда. Когда мы приехали домой, в Москву, я не выдержала и всё им рассказала. Папа с мамой, конечно, были в ужасе, разочарованы и расстроены. Папа, как и сейчас, обвинял во всём себя.
Палашов задал несколько уточняющих вопросов. Олеся ответила на них, подтвердив единство и правильность версии. У него имелась подборка копий из протоколов, приготовленная специально для девушки.
— Потратим время с наибольшей пользой. Вы, Игорь Дмитрич, пи́шите заявление. Я составлю протокол. Вы, Олеся, читаете подборку материалов, которая прольёт для вас свет на происшедшее с восемнадцатого на девятнадцатое августа.
И все трое принялись за дело. Следователь взглянул на Олесю, внимательно вчитывающуюся в Милины показания, и задумался: