— И не отпирайся, Макар Петрович: не с Васьки, а с тебя спрос. Кто такой Васька? Салажонок. А ты? Ты — боцман флота его императорского величества. Величина! Тебе по штатному расписанию полагается быть человеком хозяйственным. Ты же, как купчик подгулявший, добром раскидываешься. Лодка-то народное добро или нет? По всей строгости революционных законов мы обязаны беречь ее как зеницу ока, а ты что сделал? Такую хорошую лодку белякам подарил! Ей богу, я бы на месте ихних генералов завтра же прислал тебе Георгиевский крест. За помощь, так сказать.
— Заткнись, Гвоздь! — рявкает Макар Петрович. — Не лодка, а разбитое корыто!
— А корыто в хозяйстве не сгодится?
— Кончай баланду травить!
— Эй, ближние! Дайте ему по шее!
Это кричит братва, которая на стороне боцмана.
— Молчу, молчу, — поспешно заверяет Ефим.— Все равно не понимаете вы ни черта в стратегии!
— Чего, чего? В чем это мы не разбираемся? — немедленно цепляется Вишневский, подходит ближе, замирает. На его лице — восхищение и... еле уловимая насмешка.
— В стратегии, говорю. А стратегия, она, значит... Да чего вам рассказывать? Так и так не поймете!
Захлебываются от смеха моряки. Василий — тот даже стоять не может. Лежит на рундуке и только охает да слезы вытирает.
— Ша, киндер! — кричит Ефим. — В стратегии я, так сказать, не шибко силен, но выбросьте меня завтра за борт, если качать не будете!
Сказал так Ефим и ушел. Куда? К товарищу Маркину, который в каюте опять какие-то планы обмозговывал.
На следующую ночь белые наблюдатели увидели на реке уже не один, а три огонька, которые медленно ползли к их позициям. Что делать? Открывать огонь или нет? Может, опять лодка? Если так, то самое разумное — подпустить и захватить без единого выстрела.
Только пришел офицер к такому решению, только хотел отослать от пушек артиллерийские расчеты,— новая мысль: «А если красные сегодня настоящий штурм начнут?» Нет, на всякий случай:
— Батарея!.. Взводами... Огонь!
Не успели разорваться эти снаряды — дали залп красные. Точно из-за огоньков. Значит, сегодня тревога не напрасная!
Телефонные звонки разбудили, подняли с теплых перин штабников. Те быстро догадались, что красные, как и вчера, хотят только панику посеять. А раз так, то сразу во все части был передан устный приказ начальника гарнизона Казани:
Увереннее заговорила батарея. Во всю старались офицеры-корректировщики и не знали, что «Ваня», дав несколько залпов, отошел под защиту яра и теперь его артиллерист аккуратненько наносил на карту пушки батареи.
А один из огоньков уже прибило к берегу. Но молчал солдат Плотников: или ему своих зубов не жалко?
Долго качали моряки Ефима. И было за что: сам Маркин сказал, что Гвоздь занятную штуку придумал. Во-первых, он не лодку послал, а маленькие плотики, на которых, прикрытые вощеной бумагой, чадили самые обыкновенные окопные горелки, сделанные из снарядных гильз. Ну, велик ли расход?
Во-вторых... Что во-вторых — Маркин не сказал. Дескать, сами скоро поймете.
А о том, что у белых творилось, — рассказал солдат Плотников. Пришел он утром. На гимнастерке два Георгиевских креста и медаль, а под глазом синяк. И одного зуба нет.
И пошла жизнь: изредка бои с кораблями белых, которые теперь остерегались уходить из-под прикрытия батарей, а каждую ночь — запуск очередной партии плотиков. Их теперь делали на всех кораблях. Как пустят — вся флотилия в наступление пошла и только!
Скоро белые так привыкли к мерцающим на реке огонькам, что даже «Ваню», когда он ночью подошел к их позициям, не обстреляли.
Может, это и есть то, о чем не сказал Маркин? А тут и самая большая радость: с Балтики пришли миноносцы «Резвый», «Прыткий» и «Прочный». Пришли по приказу самого Владимира Ильича Ленина!
САМЫЙ РАДОСТНЫЙ ДЕНЬ