Ваниль и карамель

— Там Тома… ждет, — прохрипела ему в грудь, цепляясь пальцами за его рубашку. Рисунок хотелось, видеть Тому — не очень. И почему Эрик сам не может его нанести? — В твоей квартире.

— В нашей, — поправил он меня. — Ты точно не хочешь праздник? Потому что мы могли бы устроить его — через неделю, скажем.

— Не хочу. Вообще ничего не хочу, кроме тебя.

— Это нормально сразу после венчания, — улыбнулся Эрик и осторожно меня поднял. Пол качнулся, стены накренились, над головой опасно навис потолок.

— У меня всегда было плохо с чувством меры, — проворчал Эрик, поддерживая меня под руки.

— У тебя не может быть с чем-то плохо, — запротестовала я и обняла его за шею. Так пол качался меньше. — Ты идеален!

— Бесспорно…

Домой мы возвращались вдвоем. Роберт уехал раньше — когда Эрик вынес меня из здания, машины жреца уже не было. Сидя на сидении, рядом с Эриком, я насильно удерживала себя от того, чтобы его коснуться. Голова все еще кружилась и немного мутило несмотря на то, что он приоткрыл мое окно, и свежий, почти морозный воздух обдувал лицо.

Дальше все помнится туманно. Тома — радостная и оживленная, мягкая спинка дивана в квартире у Эрика, прохладная кисть, скользящая у меня по руке. Краска обжигала, будто въедалась в кожу, и на ней расцветал понятный только воительнице рисунок.

Эрик держал мою ладонь и улыбался. В нем тоже что-то поменялось, или же я раньше не замечала, а сейчас вдруг заметила. Хотелось кричать о том, что произошло. Чтобы весь мир знал, что сегодня я стала женой, что отныне моя жизнь полностью зависит от мужа. Теперь я понимала женщин-хищных. Это в нашей природе — принадлежать, и где бы мы не воспитывались, какие бы ценности не впитали, кен решает многое. Жила иногда говорит за нас, и рассудок не влияет на решения. Наверное, так правильно… Иначе как бы мы выжили?

— Эта линия символизирует любовь, — поясняла Тома, выводя широкую витиеватую линию посреди тыльной стороны моей ладони. Она извивалась, начинаясь от основания кисти и продолжаясь вдоль среднего пальца до самого ногтя. — От нее пойдут все остальные: достаток, плодородие, верность, здоровье.

— Это жила, полная кена, — вторил ей Эрик. Их голоса сливались в один, и мне снова казалось, что со мной говорят боги.

Тусклый свет ночных бра рассеивался по комнате, следом рассеивались мысли. Вначале я пыталась их собрать, но сознание заволокло туманом — густым и плотным. Все, чего мне хотелось, чтобы Тамара поскорее ушла, и мы с Эриком остались вдвоем.

Кровать. Провал окна за синей занавеской, покачивающейся от легкого сквозняка — Эрик оставил окно приоткрытым, чтобы я быстрее пришла в себя. Не пришла. Мне всего было мало — прикосновений, поцелуев, ласк. Я растворялась в воздухе, пропитанном ароматом карамели. Задыхалась от невыплеснутых эмоций.

Я не спала, но все было, как во сне. По-новому. По-особому. Ни одна наша с Эриком ночь не шла ни в какое сравнение с той ночью. Первой. Единственной.

Сама того не ведая, я вылечилась. Эрик стал моим лекарством от прошлого. Комплексы, обиды, недосказанность — все это исчезло, перестало иметь смысл. Эрик сформировал новую меня в тот момент, когда наполнил жилу кеном, и сейчас наносил последние штрихи.

Отныне и навек.

До самой смерти.

Мы — единое.

Глава 15. Разоблачение

Эрик обнимал меня расслабленно, по-хозяйски. Читал. Он часто читает, пока я сплю. Или работает. А иногда смотрит как-то по-особенному и тут же вычисляет, что подглядываю. Улыбается, целует в нос и шепчет:

— Хитренькая.

В окне серым просыпался рассвет. Веяло морозом, пахло палеными листьями и назревающим дождем. Сыростью. Зимой. Под плотным, широким одеялом было уютно.

— Поедем к скади? — лениво спросила я, плотнее прижимаясь к Эрику и пряча ладони под подушку. — Никто ведь не знает еще.

— Знает Роберт, — заметил он. — И Тамара.

— И больше никто, — кивнула я. — Мы так торопились, что никому не сказали.

— Чтобы сказать, не нужно много времени, малыш. Но есть люди, и есть их мысли. Не всегда хорошие.

Я нехотя выбралась из-под его руки. Плечо тут же окатило холодом — волглым, пронизывающим. Тут же захотелось залезть обратно, но я подавила это желание.

— То есть ты не сказал… намеренно?

Он кивнул.

— Почему?

— Дарья, — коротко пояснил он. — Извечный шпион атли. Она бы и об источнике разболтала, думаю. Слабое звено скади, и разговоры на нее не действуют. А наказать рука не поднимается — родная кровь.

— Это ведь наше решение…

Прозвучало неуверенно. Вообще после слова «атли» проснулось уснувшее вчера волнение и разворошило страхи. Теперь они кружили в воздухе, словно рой рассерженных ос. Нехорошо.

— Наше, — спокойно согласился Эрик. — Но кому-то оно могло показаться неправильным. Так сказать, поспешным. А нам сейчас нужны союзники гораздо больше, чем враги.

— Боюсь, постфактум ничего не решит, — мрачно сказала я и снова влезла под одеяло — туда, где тепло и уютно и где нелепыми кажутся угрозы будущих скандалов.

— Решит. Постфактум ничего не изменить.