— Ладно, малявка, учись! — насмешливо велел он и взмахнул на прощание рукой. — В чем-то зануда-Люция права: нечего прогуливать. Но не забывай развлекаться в перерывах!
Он уже распахивал тяжёлую створку, когда Руби выкрикнул ему в спину:
— А ты куда?
— Тоже учиться, — кисло выдавил Далеон и вышел.
[1] Экстракция (в пер. с лат. — извлекать) — извлечение вещества из раствора или сухой смеси.
Кейран стоял у широкого окна своего кабинета, заложив руки за спиной, и смотрел вниз, на оранжерею покинувшей замок принцессы Розалии. Там суетился садовник и множество другой прислуги, ответственной за «Хрустальный сад».
Мало кто знает, что эту махину сестра воздвигла для него.
А он не оценил.
Солнце палило, птички пели, сочные цветы и деревья шелестели на ветру. Сегодня выдался на редкость погожий день. Самое то для жизненных уроков.
Скрипнула дверь. Кто-то вошёл без предупреждения. Такое поведение себе позволяли лишь два существа: Император и…
— Далеон, — произнёс Кейран и медленно обернулся. — Разве я не учил тебя стучать?
— Нет, — дерзко усмехнулся принц и прошёл вперёд. — Да, кстати, почему ты не прикажешь слугам смазать петли? Этот скрип дико раздражает.
— У тебя на удивление чуткий слух, — сухо отметил первый. — Всё дело в нестабильном облике? — Далеон поморщился, а Кейран продолжил: — А петли я не смазываю, чтобы слышать непрошенных гостей. Наёмных убийц. Крыс. Дверцы окон тоже скрипят.
— Параноик, как и всегда, — пробормотал Далеон, осматриваясь.
Кабинет был не слишком большой. Наверное, размерами с комнату Люции или меньше. Мебели тоже минимум, пусть она и добротная.
Чайный столик, диван и кресло у камина, массивный письменный стол напротив окна, стул, стеклянный шкаф с сервизом, закрытый шкаф с бухгалтерией, стеллаж с книгами по войне, политике, истории, иноземные словари.
Всё в светло-зелёных и коричневых тонах. Располагает и успокаивает.
Но напряжённые плечи Далеона твердили об обратном.
Тень улыбки тронула угол рта Кейрана.
Он прошел к своему рабочему столу, на котором листочек к листочку, папочка к папочке, педантично были разложены документы, письма, подписанные приказы, доклады и дела, ожидающие своего часа. Отпер верхний ящик, открыл, а золотистый ключ на верёвочке оставил болтаться в замочной скважине.
Вытащил на свет мизерикордию в чудесных бордовых ножнах с золотым тиснением.
Лязгнул металл. Синим сверкнула сталь.
Все затаили дыхание.
— Знаешь, что это, Леон? — спросил очевидное Кейран и сам ответил: — Кинжал из
— Так вот, кто обязан твоей паранойе, — пробормотал Далеон и нехотя кивнул.
— Замечательно, — Кейран отвернулся к окну и вновь сложил руки за спиной, поигрывая пальцами на ножнах. — Кстати, — повернул голову, — я отомстил кузену за этот шрам. — Кривая усмешка. — Я убил его любимую невесту. И вот тебе ещё один урок от Ванитасов — никогда не оставляй дерзость безнаказанной.
Кейран выгнул бровь в ожидании.
— Я помню, — подтвердил Далеон, стискивая кулаки. — Этот урок я усвоил давно.
— Хорошо, очень хорошо. А теперь возьми.
Он протянул шестому клинок. Принц не отшатнулся, но едва заметно помрачнел.
— Зачем? — выдавил усмешку и спрятал руки в карманы брюк. — Ты же знаешь, я не убийца.
Как он может этим гордиться?
— Однажды ты им станешь, если захочешь сохранить свою жизнь и позиции. Ну, или ради мира во всём мире. Уверен, — неприятно ухмыльнулся Кейран, — твоя подружка Люция не колебалась бы.
Далеон дернулся, как от удара, и замотал головой, отходя от брата. Его синие очи гневно сверкали.
— Это её дело. А я не такой!
Он упрямо поджал губы и выдержал пристальный взгляд старшего брата. Кейран положил драгоценный кинжал на стол со звучным щелчком.
— Ладно, — не моргая своими кровавыми глазами, точно у змея, сказал он. — Возможно, ты передумаешь. А теперь снимай рубашку и становись к столу.
Далеон с ненавистью глянул на родственника и послушно стянул чёрную блузку и отбросил её на спинку кресла. В одних штанах с высокой талией и в сапогах с загнутыми мысками он направился к массивному столу и оперся о его край в каком-то… привычном движении.
Мышцы играли на его тренированной бледно-серой спине, но почему-то, в этот момент она не казалась крепкой, жилистой или сильной, скорее — хрупкой. Трогательно-нежной. И тем ужаснее смотрелась на ней сетка бледных и тонких застарелых шрамов.