Ванька-ротный

На Валееве и Касимове были одеты новые маскхалаты, с накидной белой марлей на лицо. Оружие было обмотано |белым| бинтами. Они как призраки поднялись |на снегу| и исчезли в снегу |из видимости, не сделав и двадцати шагов|. Я смотрел им вслед и вслушивался в ночное пространство. Кругом |по-прежнему| все было тихо и я мысленно отсчитывал их шаги. Вот они подошли к кусту и легли |в снег|. Правее нас, в стороне, пролетела кривая нитка трассирующих. Я напряженно вглядываюсь в неясную, снежную даль и пытаюсь ловить |любое, даже| едва заметное движение, или звук. |Но кругом все неподвижно и тихо.| У Касимова пока все идет хорошо. Ничего другого в такой тишине не может случиться. Я представляю себе этот куст. Мы ходили с Касимовым туда предварительно. |Я вижу все мелкие детали, как наяву. Я представляю, как они там спокойно лежат и ждут, как условлено, третью ракету.| Вот быстро набирая скорость |высоту| в небо взметнулась первая |мерцающая дрожащим светом осветительная| ракета. Я, прищурив глаза, провожаю ее полет |по восходящей траектории|. Вот горящий огонь ее с кривой дуги сорвался |вспыхнул| и разлетелся на мелкие куски, горящие осколки |и угольки| вертикально полетели к земле. Немецкий пулемет по-прежнему молчал. Опять наступила темнота, опять начались томительные минуты ожидания. |Теперь в стороне слева пролетела лента горящих и светящихся пуль|. Над головой высоко в небе прошуршал немецкий снаряд |дальнобойной пушки|. |Темнота и мерцание снега снова расплылись перед глазами. Мне даже в такой момент показалось, что перед нами стоит немец с автоматом в руках, показывает мне стволом, чтобы я встал и сделал руки «хенде хох!»| Сергей заерзал от холода и неподвижной позы. По моим расчетам сейчас в небо взметнется вторая ракета.

Мы её пропускаем и ждем третью. Когда третья взлетит и погаснет, ребята встанут и пойдут на окоп. Вот она вскинулась из темноты, и до нас долетел хлопок. Яркий след прочертил в темном небе кривую. Снежные бугры и их тени побежали быстро |полетели неестественно| назад. |Потом| Светлое пятно на снегу |понеслось вперед| замелькало и закачалось. |И вот| Ракета на излете. |Меркнет её след, она ударяется в снежный настил и исчезает в снегу|. Из немецкого окопа в нашу сторону летит короткая очередь из пулемета, пуль десять трассирующих |не больше|. Что это? Случайный выстрел, |дал очередь| на всякий случай? |просто так?| Или немец обнаружил наших ребят? Стрельбы больше нет. Трескотня не последовала |пули провизжали, и всё стихло кругом|.

Если бы он обнаружил ребят, то тут бы взревела немецкая артиллерия и вся передовая. Тут бы такой гром и грохот поднялся, что живого места не осталось бы на снегу. А тут короткая очередь в десять пуль и опять тишина и полная темнота. Успели они |двое| подняться в рост до стрельбы? Слышу, как у Сергея стучат в кармане |со звоном| карманные часы на цепочке. Впереди все по-прежнему тихо |непроницаемо и недвижимо|.

— Сколько времени прошло |пролетело| с момента, когда погасла ракета? — спрашиваю я себя и мысленно хочу представить, что там происходит.

И вот |вдруг| из снежной ночной пелены вырвалось едва заметное очертание идущей фигуры. Она медленно двигалась на нас. Если бы она застыла на месте, я бы ее сразу потерял из вида. А она шла |покачивалась| прямо на нас. Теперь я ясно вижу одного из наших ребят. На снежном фоне белым пятном мелькает его маскхалат. |Покачиваясь и тяжело дыша он подходит всё ближе|.

— Идет кто-то один! — говорю я Сергею.

— Второй, наверно, сзади тащит немца! — отвечает мне Сергей.

Я привстаю на колени. Перед нами во весь рост поднимается фигура Валеева. Он бесшумно спускается на дно воронки |укрытия| и подобрав ноги ложится на бок.

— Касимова убило — говорит он, несколько откидываясь назад и тяжело дыша.

— Как убило?