Ванька-ротный

— Так! Восемь пуль в грудь! Мы встали вместе. Я стоял рядом. Не успели шагнуть. Немец дал очередь. В меня ни одной, а ему — подушка! Одна короткая очередь прямо в упор! Смотрю: Касимов присел, а я стоял рядом. Пули прошли, меня не задели. |Тогда я тоже упал|. Ну, думаю, сейчас начнется! Весь снег кругом изроет! А немец пустил одну очередь и замолк. Я к Касимову вплотную приткнулся, повернул его на спину, смотрю: на груди в маскхалате восемь рваных дыр. Нагнулся над лицом, а он уже не дышит. На мне хоть бы телогрейку задело. А ему вся очередь в грудь пришлась. Вот, товарищ гвардии капитан, |все| как вышло!

— Иди, отдыхай! Передай старшине, что бы водки тебе налил |тройную порцию выделил|. Потом я зайду, поговорим еще.

Я послал Сергея в ротную траншею и велел ему от командира роты по телефону немедленно вызвать группу Сенько. Серега быстро сбегал в ротную землянку и вернулся обратно. Вскоре явилась и группа разведчиков |во главе с Сенько|.

— Пошлешь двух ребят по следам до куста. Нужно вынести тело Касимова. Немцы от куста метрах в двадцати. |Нужно| Действовать осторожно и скрытно! Пусть подползут, перекинут под руки петлю телефонного провода, оставят концы метров на тридцать, а потом вытянут |его потихоньку. Как всё сделать по-тихому, мне вас не учить!| Немцы не знают, что наши были под кустом. Мы с Сергеем уходим, вы остаетесь здесь.

Тело Касимова часа через два вынесли. Разведчики принесли его в тыл. Слева от шоссе на участке от Лососины на Паново, недалеко от моста, мы взорвали мерзлую землю и вырыли неглубокую могилу. |Мы по всем правилам похоронили своего погибшего разведчика|. Дали залп из автоматов и поставили на могиле фанерную дощечку, на которой чернильным карандашом сделали, надпись:

«Коля Касимов, гвардеец-разведчик, погиб в боях за Родину под деревней Паново. 52 гв. полк. 17 гв. стр. дивизии».

Ребята были подавлены этой новой потерей. Мертвые товарищи всегда наводят тоску. Смерть разведчика действует угнетающе, вызывает протест. А тут не успели мы засыпать землей убитого, как из штаба дивизии последовал новый приказ взять языка. Я получил еще один втык за безделье. Но дело было не во мне. Дело было в другом. Об этом речь пойдет насколько позже. Теперь я думал о провале задуманного под кустом. Как случилось так, что Касимов не сделав и шага получил случайную очередь из пулемета в грудь. Все ли я учел и все ли я до мелочей продумал. |Не из-за этого ли куста мы и совершили ошибку?| Куст, как куст! Торчит на полметра чуть выше из-под снега. Тонкие, голые ветки качаются на ветру. Их не так много. Из них метлы не сделаешь. Всего с десяток торчит. Мы втроем, Касимов, Сергей и я, ходили к кусту, лежали за ним, наблюдали за немцами. Тридцать метров, расстояние до окопа небольшое, главное, тихо и незаметно подойти и лечь. Я в Белом ходил и в двадцати метрах от немцев. Ходил по тропе, которую они видели и на которой они нас каждую ночь ловили. Мы строем ходили под куст и все было тихо! |Обошлось без единой пули в нашу сторону|. Вот так же ночью, как и сейчас, шел мелкий снежок, щекотал подбородок и нос. Мы лежали и смотрели, как немец бросал осветительные ракеты. Видели, что иногда пулеметчик пускал в сторону нашей обороны очереди трассирующих. До немцев было рукой подать. Каких-то |двадцать или| тридцать метров. Ночью расстояние сокращается. Ночью его трудно |точно| до метра определить. Ошибка часто бывает в десяток метров. Считаешь что двадцать, а днем глянешь, там метров тридцать будет. Смотришь на неясный контур окопа, когда не стреляют, расстояние одно. Посмотришь на всплески трассирующих или на полосу взлетевшей ракеты, кажется, что до окопа всего десяток шагов. Лежишь и смотришь на искрящийся след пуль, на темное небо и на непроглядное мерцание снега.