Ванька-ротный

|Вот мы подошли к деревянным ступенькам, уходящим в глубину блиндажа. По словам разведчика, Рязанцев напротив стенного зеркала сидит и играет на трофейном аккордеоне. Рязанцев сидит напротив стенного зеркала, в руках у него аккордеон. Я спустился в блиндаж, увидел раскрасневшегося Федю со всей его... Увидев меня, Рязанцев поднимается с лавки. Передает сержанту блестящий аккордеон и, подавшись вперед, приветствует меня пожатием руки.|

— Видишь, капитан! Мы все сделалиё как ты говорил! Как надо! Я слышал сзади стрельбу на тропе и понял, что вы вслед за нами на опушку леса не придете. Я сразу понял, что вы на немцев наткнулись. Я посоветовался с Сенько и мы, не долго думая, подались сюда на блиндаж. Перерезали им связь. Пять проводов в лесу на деревьях были подвешены. Вот видишь — сидим, справляем победу. Сержант Сенько! Доложи капитану: как было дело, — пробормотал Рязанцев, |как бы| язык у него уже заплетался |косточки от компота|.

Он говорил и как будто слова выплевывал. Видно, Федя был уже как следует поддавши. Рязанцев опустился на лавку |ноги его не держали, губы не слушались|.

— Давай выпьем за победу, капитан! — сказал он, вспомнив о главном.

Он поманил к себе пальцем разведчика и показал ему двумя пальцами на ящик.

— Достань для капитана шипучего!

Мадьярское, шипучее. Как сейчас помню — золотистого цвета. Открыли бутылку и оно закипело, переливаясь из бутылки в кружку. |Да, да! В бокал! На столе стояли тонкостенные стеклянные бокалы, немецкие фужеры.| Я посмотрел на железную печку, где рванула брошенная сверху в трубу граната и удивился: почему не разбилось зеркало, не выбило стекла в окне.

— Давай, капитан! Выпьем за наши успехи! Серега говорит, что вы тоже пленного взяли. Молва, знаешь, быстрее пули летит! Давай по первой! Потом по второй. Теперь нам можно! Ящик шнапса у нас в кармане. Шнапс для нас, а пленных для командира полка. Ты, капитан, с докладом не спеши. Подождем до утра! Я часовым приказал сюда никого не пускать. Здесь вдоль проволоки везде мины навешены. Пехота без нас не сунется. Утром пусть разминируют проходы. А мы до утра отдохнем. Сколько можно быть без отдыха и без сна? Разве это справедливо? Я лейтенанту из дивизионной разведки сказал, что тут не все немцы из землянок выбиты, займи оборону в двух блиндажах. Сиди и не рыпайся! С рассветом разберемся! Я знаю командира полка! Он нас опять куда-нибудь вперед сунет. Ему территорию подавай. А нам она на хрен нужна. Наше дело — контрольные пленные. Пей, капитан! Все равно они нас не оценят! Открой, Сенько, нам с капитаном еще по одной! Ребятам дай по бутылке на рыло и сам угощайся! Дежурному наряду ничего не давай! Они завтра получат свое! Так им и передай!

Рязанцев посмотрел на меня, и видя, что я молчу, улыбнулся. Он был доволен, что раздал столько важных указаний и распоряжений. Решительно наполнив кружку, он опрокинул ее, надел на плечи ремни аккордеона и посмотрел на себя в висевшее на стене зеркало.

— Бывало, впашешь пашенку, лошадку распряжешь!
А сам тропой знакомою в заветный дом пойдешь!..

— Нет у меня больше жены, капитан! Хоть она в Москве на Рождественке, в доме два живет.

— Почему же нет?

— Уж так! Нет! Ты вот что послушай, капитан. Лейтенант из дивизионной разведки спросил меня: почему вашего капитана начальство не любит? Я ему говорю: «Кого ты имеешь в виду?» «Нашего Чернова и вашего командира полка»[, — отвечает.] Я ему говорю: «Что ты понимаешь в людях? Капитан — человек! А эти двое — шкуры!»

— Хватит, Рязанцев! Дальше можешь не рассказывать! — сказал я. — Налей-ка лучше! Что-то ты вдруг хвалить стал меня. Как будто разлука предстоит, прощаться пора пришла.

— А что, капитан! Допьем этот ящик, возьмем и простимся! Лучше заранее проститься! Я сон нехороший видел.

Некоторое время мы сидели и молчали. Выпили еще. Рязанцев отвалился на нары и тут же заснул. В это время я услышал шум и голоса наверху.

— Сергей! Сходи, узнай! В чем там дело?

Сергей перебросил из рук автомат на плечо, поднялся рывком и исчез за дощатой дверью.

— Лейтенант из дивизионной разведки просится сюда!

— Скажи, чтоб вернулся на место! До рассвета через проволоку идти нельзя. В темноте могут подорваться на минах.